Привратник

Но когда хозяина охватывало романтическое настроение, он зажигал свечи, ставил на пюпитр первые подвернувшиеся ноты, садился на вертящийся стул и задумчиво колотил то по одной, то по другой клавише, внимательно вслушиваясь в резкие, немузыкальные звуки, которые при этом получались.

Эти звуки явственно доносились в соседнюю с библиотекой гостиную, где я перетирал бархатной тряпкой золотой столовый сервиз на сто четыре персоны.

Гостиная, обширное помещение со сводчатым потолком, утопала в полумраке. Посреди нее помещался стол, дальний конец которого терялся из виду. С портретов на стенах презрительно щурились Легиаровы предки; все как один они походили на Ларта – Ларта, с которым случился крупный карточный проигрыш. Узкие окна были наглухо завешены красными бархатными портьерами – тяжелыми, громоздкими, снабженными золотыми кистями. Кисти эти жили своей обособленной жизнью – подергивались, вздрагивали, сложно шевелились, как водоросли на дне. Однажды я видел своими глазами, как одна такая кисть поймала муху и съела.

Жалобно вскрикивал истязаемый Лартом инструмент. Я задумчиво водил тряпкой по тусклому зеркалу большого плоского блюда. Вычищенная перед этим посуда была уже водворена обратно в шкаф и тихонько возилась там, устраиваясь поудобнее.

Ларт нажал на несколько клавиш сразу – я увидел, как болезненно сморщилось мое отражение на матовой поверхности блюда. Развлекаясь, я показал себе язык. Потом скорчил гримасу отвращения, которая, бывало, часами не сходила у Ларта с физиономии. Получилось на удивление похоже.

Раздухарившись, я придал своему лицу выражение мрачной мечтательности, с которой Ларт сидел за клавесином – и покатился со смеху, чтобы через секунду угрожающе сдвинуть брови. Тут вышла заминка, потому что у Ларта одна бровь была выше другой. Старательно гримасничая, я поднес зеркальное блюдо к лицу, вгляделся в отражение – и отпрянул.

За моей спиной, там, в глубине гостиной, маячила в полумраке темная человеческая фигура.

Я оглянулся – и никого, конечно, не увидел. Тусклая лампа едва освещала ближайших ко мне Лартовых предков.

Уняв дрожь, я решился снова заглянуть в свое зеркало.

Тот, который там отражался, преодолел уже половину пути и находился теперь где-то у середины стола.

Я взвыл. Ларт, умолкнув было, через секунду возобновил свои упражнения. Тогда я бросился вон из гостиной и поспешно захлопнул за собой дверь.

За дверью осталась забытая мною лампа. К счастью, мой хозяин играл не переставая и этим дал мне возможность ориентироваться в темноте.

Вломившись в библиотеку, я несколько успокоился. Ларт бросил на меня невнимательный взгляд и извлек из инструмента длинную резкую трель. Горели свечи по сторонам пюпитра, да поблескивали золотом корешки массивных волшебных книг.

– Ммм… – начал я. И опять увидел того, что отражался. На этот раз в крышке клавесина, отполированной до блеска. Я замер с открытым ртом.

– Почему ты не докладываешь? – поинтересовался Ларт.

Он захлопнул ноты и резко повернулся ко мне на своем вращающемся стуле.

– Почему ты не докладываешь о посетителе?

Я молчал, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Здравствуй, Легиар, – сказали у меня за спиной.

Мой хозяин поднялся.

– Здравствуй, Орвин, – сказал он со вздохом. Я уж отчаялся тебя увидеть.

Орвин, он же Прорицатель, имел привычку сидеть прямо, как шест, и постоянно потирать кончики пальцев. Ларт любил глубокие кресла и разваливался в них, как хотел.

– Он ржавеет, Легиар, – двадцать пятый раз повторил Орвин. Голос у него был напряженный, какой-то жалкий, будто речь шла о чьей-то неизлечимой болезни.

– Ты не узнал ничего нового, – безжалостно констатировал мой хозяин.

– Ты не веришь мне…

– Нет, верю – и чрезмерно. Достаточно того, что я не уехал на острова, а сижу и жду от тебя вестей. И, клянусь канарейкой, это бесплодное ожидание…

– Я принес тебе весть, Легиар! – почти выкрикнул Орвин.

Ларт поднял бровь:

– «Он ржавеет» – это ты хочешь сказать?

Орвин подался вперед и заработал пальцами вдвое быстрее:

– Ты не веришь мне, Легиар… Ты раскаешься. Вот уже три дня меня мучит прорицание. Оно во мне, оно рвется наружу.

И Орвин вскочил. Я, наблюдавший эту сцену из-за прикрытой двери, опасливо подался назад.

– Зажги огонь, Легиар! – вдохновенно потребовал Орвин. – Я буду прорицать!

– Сейчас? – желчно осведомился мой хозяин.

– Сейчас! – твердо заявил наш гость.

Ларт сбросил скатерть с низкого круглого стола, помещавшегося в его кабинете. Под скатертью поверхность столешницы была покрыта резной вязью полуразличимых символов. В центре стола торжественно водружены были три толстых свечи.

Обо мне забыли. Я спрятался за Лартовым креслом.

Орвина трясло, как в лихорадке, и лихорадка эта усиливалась. Глаза его не могли, казалось, задержаться ни на одном предмете. Пальцы сплетались и расплетались самым причудливым образом.

Ларт искоса взглянул на свечи – и они вспыхнули, все три разом, причем пламя их через некоторое время странно изогнулось, и все три язычка встретились в одной точке над центром стола.