Привратник 'Бездны'

Недурная, доложу вам торговая точка. На днях купил, - не достал! именно купил, безо всякой блатной очереди осенние штиблеты. За 75 рэ. Югославские, светлые из тонкой плетенки-шевро, и в придачу без шнурков - на эластичной широкой резинке под элегантно простроченным языком.

Правда, продавец, этакая кустодиевская пампушка всучила в нагрузку килограмм залежавшейся сельди, издающей аромат аж за версту, - но зато какой!

Нагрузку я пожертвовал местным котам-хулиганам... И они широты натуры моей, вернее, не скаредности ее, не простили мне!..

Я взглянул на отрывной листок наполовину похудевшего календаря, 22июня 1981 год. Достопамятная советская дата...

Буколическое дачное видение вдруг так же растаяло, как и выявилось, выткалось из жидко-желтоватой подвальной видимости, видимо, вновь возвратившись в одну из бессмысленных бесконечных кладовок памяти...

... В момент истаивания дачно-лубочной эфирной акварели, одновременно же забрезжила изрядно потешная, прежде никогда мною лично не испробованная физиологическая мизансцена-мысль, преобразовать которую в натуралистическую действительность я вознамерился почти тотчас же, в момент истаивания дачно-лубочной эфирной акварели...

6. Претворение в действительность потешного забытья

Никогда не предполагал, что летальное удушение малообразованного оппонента, который, естественно, воспротивлялся моему законному желанию всеми возможными и доступными (включая и подлые аффектированные самодеятельные приемы самообороны) средствами своего нехилого организма, будет настолько длительно нудно, что после претворения в жизнь долгочаянной вожделенной мечты на мою душу снизойдет такая отчаянная промозглая скука и апатия, разогнать которые у меня уже более не достанет никаких физических и моральных сил...

Оказывается, убивать (по-настоящему, собственной напрочь обезоруженной рукой!) немифических и не сновидческих сожителей - это такая тяжкая, неэстетическая и неблагодарная для души работа, после которой открывается дверь в совершенно иную действительность, в которую нужно снова вживаться, осваиваться в ней, осознавая себя убийцей, грешником...

Лично для меня вхождение в следующую жизнь началось весьма буднично, прозаично, - мне предстояло каким-то образом освободиться от стальных наручных украшений, один зацеп которого держал меня на постоянной рабской привязи...

Я все еще хватал ртом спертый, пропитый, пропитанный потовыми и прочими духовитыми испражнениями, воздух подземельного затвора, ворочал еще теплую влажно тяжеленную тушу стражника-жлоба, пытаясь одной, онемевшей от переусердственных усилий, рукой отыскать ключи-отмычки...

И ворочая эту груду отменных мышц, костей и прочей остывающей булькающей полостной требухи, я кажется, впервые принял к сведению, что жизнь человеческая, крепится, удерживается, в сущности, на таких хрупких подставах-козлах, сковырнуть, порушить которые, оказывается при надлежащем (сверхотчаянном) желании способна любая человеческая же воля...

Самое главное, что требуется в подобных нечеловеческих экспериментах, - это ни в коем случае не анализировать исход опыта, не заглядывать в гипотетическое будущее, не загадывать вообще и в частных деталях. Потому что все, что прочила перспектива едва задуманного поединка, абсолютно было не в пользу сумасшедшего измордованного и физически и как еще угодно индивидуалиста, некогда возмечтавшего о холостяцкой элементарной передышке...

Если бы полчаса назад, я хотя бы на гран усомнился в успехе нафантазированного боевого беспредельного мероприятия, я бы уже не одну минуту вдыхал миазмы параши, благополучно надрюченной на мой отчаянный "бубен"...

Безусловно, все, что я сумел сотворить со своим супротивником, я сотни раз прокручивал в воспаленных мозгах и наяву на корточках, привалившись спиною к осыпающейся дряхлой каменной кладке, и в сновидческом бреду, из которого мечтал однажды вообще не выбраться...

Но, выбравшись из сновидческого монстра-кошмара, - в котором я невообразимым образом, одолевал, побеждал неких тварей в человеческом обаятельном, обходительном, очаровательном образе, - я попадал уже в совершенно иную человеческую действительность, которая (я начинал в это верить уже твердо, осознанно) есть все тот же бессмысленно (или, все-таки умышленно) длящийся болезненный сон...

А в предыдущих сновидениях я учился подавлять самый древний, самый ежедневный, и самый же подлый инстинкт - инстинкт жизни.

Оказалось, что этот атавистический инстинкт во многих случаях мешает именно выживать, - выживать достойно, и не в качестве холопа, раба или даже нанятого угодливого лакея...

Инстинкт жизни, - это, в сущности, одна из немногих обременительных пошлых человеческих привычек.

А быть в подчинении у некой мерзкой привычки, - тяга к женщинам, наркотикам, автомобилям, к обильно перченой жратве и прочим земным доступным или малодоступным утехам, - это так не достойно божественной человеческой души, что...