Привратник 'Бездны'

Пребывая вот уже год в чине "первосвидетеля", я как-то странно успокоился за целостность своей, вроде бы, единообразной холостяцкой жизни.

Обладая статусом посвященного "индивидуалиста", я впервые по-настоящему понял (уразумел, с пионерской запоздалостью), что отныне положение мое: быть членом некоего нелегального элитарного (якобы!) с т а д а. Именно - стада...

Из которого, в любое мгновение меня позволительно выхватить любому вышепосвященному волку (жрецу-посточевидцу), - выхватить с единственно гастрономической целью, - возник бы аппетит...

Ощущение невероятного долгожданно чаянного одиночества, к которому я рвался все последние смрадно-семейные годы, - оно оказалось таким жалко коротким, точнее - невероятно укороченным, что... Что далее пребывать, жить существовать в элитарной шкуре "посвященной" овцы становилось все более гнусным, нетерпимым... Потому что о н о - мое время, - неизъяснимо жутковато замедлилось на какой-то точке отсчета моего нынешнего идиотского миросозерцания...

Сверхтягостное ощущение текущей жизни, в которой я присутствую в неком статичном, как бы навечно вымороченном и вымороженном состоянии человекоподобного болвана-робота...

Премерзкое самоубийственное состояние вечного неудовлетворения собой, когда я - всюду, и, всегда - рядом...Не внутри самого себя, не в растворенности в себе самом, таком родном и дурном, - отнюдь, - всегда принципиально, как бы сбоку.

Постоянное ощущение отторжения своего "я" от своей какой никакой непутевой души...

Отныне, - и откуда снизошло понимание сего умопомешательского феномена? - я и моя сущность, моя душа - мы существуем каждый сам по себе.

Причем, мое Я, как бы преобладает над душою, как бы ненавязчиво превалирует, - чтобы я как бы с ума не сошедши...

- Ну, ты оглох никак? - возвратил меня в грешную действительность равнодушный казенный глас.

Я находился в приятном, казенно наянливом окружении пары милицейских чинов, - все-таки, как там не злословь, а стародавняя прибаутка: моя милиция - меня бережет, очень соответствовала моему сатирическому настроению.

У одного, квадратно-образного, правое ватно-бетонное плечо изящно подчеркивала потертая бурая кожаная перевязь ремня модернизированного автомата, дулом которого он минуту назад, слегка внедрился в мою здоровую левую почку.

Другой чин, имея жердинистую осанку, поверх казенного кожзама, зачем-то напялил, явно не по росту, бронежилетку, которая скорее напоминала серую пластинчатую презентационную манишку.

- Я тебя спрашиваю - документы, есть какие? - оказывается всю ступенчатую дорогу, как и сейчас со мною общался, именно этот, жердинисто-бронированный, наверняка имеющий сержантские шевроны.

- Господин офицер милиции, позвольте выразить некоторое, что ли... попытался я вслух нащупать ноту, невинно обижаемого мирного жителя сего восточного округа.

- Для тебя, гада, я не господин! А таких господ, как ты - давить нужно, как клопов! Миронов, заряди хулигана в браслетки. Сейчас машина будет. С полным комфортом в клоповник поедешь...

- Так вот же мой паспорт! - терпеливо корча благожелательную мину законопослушного столичного жителя, полез я во внутренний карман, нащупывая спасительный документ еще имперско-застойного образца.

Бетонно-мешковатый Миронов, видимо, посчитал мое обстоятельное копошение неадекватным в данной превентивной операции, тем более, приказ вышестоящего чина, обязывал его "зарядить" нарушителя общественного порядка в ручные казенные браслеты...

Уже зажимая пальцами, коленкоровый переплет устарело имперской книжицы, я обнаружил, что ранее послушная мне длань вдруг окоченела, превратившись в бесполезный почти макетный придаток-протез.

Исполнительный оруженосец Миронов, помимо обыкновенного АКМ, таскал при себе и резиновую выручалочку-демократизатор. Именно ее черное вяло гибкое тело, и впечатал в мое правое предплечье грамотный столичный милиционер.

Доставили мою чуть контуженую особу в отделение местного УВД в милицейских подержанных "Жигулях". Разумеется, не в багажном отсеке, а на пассажирском сиденье, под бдительной охраной бравого Миронова, пристегнувшего мою обезволенную правую кисть к своей левой.

Когда-то в ранней студенческой юности довелось путешествовать в милицейском "уазике". Вышло какое-то недоразумение в молодежном кафе, а в качестве зачинщика выставили меня. В конце концов, пожалели и отпустили с миром, вручив мне на память мой же перочинный складень, с ручкой, украшенной пластмассовой накладкой в виде летящей белки. Однако дежурный офицер посчитал сей складешок за некое подобие грозного холодного оружия, и посему на моих страдающих глазах мелкого собственника, шикарное зеркальное жало было со звоном навечно искалечено бесчеловечным чином-служакой.

Нынче я спокоен: никакими самодеятельными заточками, финками, кастетами и фабричными складнями мои карманы не были отягощены.

Собственно, какой нынче прок от холодного оружия, когда газовые, пневматические и обыкновенные боевые стволы наличествуют у любого мало-мальски уважающего себя уличного налетчика.