Привратник

Он шёл анфиладой комнат — больших, полутёмных, подёрнутых паутиной. Он никогда не думал, что внутри человеческого жилья возможны эти горы замшелых камней, древние пни, вцепившиеся в пол крючьями корней, и втёршиеся между ними нагромождения из витых стульев, бархатных кресел, комодов и туалетных столиков с пустыми баночками из-под румян, с чёрными мраморными плитами на месте зеркал.

Он шёл и не мог представить себе размеров этого жилища, угнездившегося в толще земли. Где-то в путанице переходов и комнат колдун держал маленькую Гарру, босую, в ночной сорочке, с голыми детскими руками. Ребёнок и чудовище.

Эта мысль подстегнула Руала, он пошёл быстрее, почти побежал, лавируя между горами мебели и грудами камней. Он даже осмелился позвать вполголоса: «Гарра! Гарра!»

Ему показалось, что там, куда удалилось позвякивание, пропел что-то тонкий старческий голос. Потом снова — «Та-тах… Та-тах…» — заколотился тупой металлический звук, который доносился всё отчётливее. Руал, похоже, приближался к его источнику.

— Пти-ичка! — снова пропел дребезжащий голос старика. — Пта-ашечка!

Та-тах, та-тах…

Руал присел.

— Пти-ичка… Чик-чирик! Чик-чирик!

Руал бесшумно перебежал и притаился за поросшим лиловыми побегами дверным косяком.

Колдун был здесь — Руал увидел сначала тонкие ноги в башмаках с бантами, потом неопрятные полы длинного камзола с поблекшим галуном, потом огромный кружевной воротник, из которого едва высовывалась покрытая завитым париком голова.

Старик вышагивал по кругу, в левой его руке был небольшой медный колокол, и Руал поразился, потому что колдун держал его за язычок. Он звонил, потряхивая рукой, и массивная чаша колокола билась о его кулак, производя тот самый глухой металлический звук: «Та-тах… Та-тах…»

Руал гадал несколько секунд, какое магическое действие производит старик, потом решился заглянуть дальше и увидел Гарру.

С потолка на четырёх цепях свисал железный обруч, на обруче укреплён был большой стеклянный шар со срезанным верхом, на треть заполненный зелёной водой с бурыми, слабо шевелящимися водорослями. Над самой поверхностью воды качалась перекладина, подобная птичьей жёрдочке, а на жёрдочке сидела, вцепившись в неё пальцами, заплаканная Гарра.

— Пти-ичка… — бормотал старик нежно, потрясая своим колоколом. — Ку-ушай… — И свободной рукой рассыпал по полу не то зерно, не то шелуху, которая ложилась неприятно хрустящим под ногами слоем. — Ку-ушай…

Руал сидел, напряжённый, сбитый с толку, не решаясь пошевелиться.

Старик тем временем приостановился, тряхнул рукой с колоколом и вытянул другую руку вперёд, будто указывая кому-то на девочку.

— Мама! — вскрикнула Гарра.

Руал заскрипел зубами.

— Чик-чирик! — пропел колдун и принялся вдруг сыпать сбивчивыми, неразборчивыми заклинаниями. Ильмарранен тщетно вслушивался, пытаясь понять, к чему клонит старик, но в этот момент протянутая к девочке узловатая рука стала покрываться чёрно-рыжими перьями. В перьях разинулся красный крючковатый клюв, испуганно закричала Гарра, старик удивлённо поднял пегие клочковатые брови и посмотрел на свою руку укоризненно. Клюв пропал, и перья как бы нехотя опали на пол, превращаясь на лету в блеклые засушенные маргаритки.

— Пти-ичка… — протянул колдун огорчённо и обиженно. Рука его с колоколом неуверенно опустилась, и Руал, вжавшийся в дверной косяк, увидел, что рука эта окровавлена от ударов чаши колокола о старческий кулак.

Старик тоже только сейчас обратил на это внимание — покачав сокрушённо головой, он с некоторым усилием вывернул медный колокол наизнанку. Язычок теперь болтался снаружи и слабо дребезжал, катаясь по крутым колокольным стенкам.

— Пташка нежно поёт, — сказал колдун удовлетворённо, — друга в гости зовёт… Чик-чирик! Чик-чирик!

Он выпустил колокол из рук — грохнув на пол, тот растёкся маслянистой лужей.

— А уж весна, — пробормотал старик рассеянно, вытряхнул из рукава деревянную лодочку и, кряхтя, пустил её в эту лужу. Лодочка качнулась, повернулась на месте и утонула, скрывшись из глаз, хотя лужица была цыплёнку по колена.

Старик снова покачал головой и погрозил Гарре пальцем. Девочка затряслась на своей жёрдочке, всхлипывая и кусая губы. Колдун опять вытянул по направлению к ней руку — Руал, весь напрягшись, подался вперёд.

— Горлица в домике, — пропел старик, — сидит на соломинке… — и снова зачастил заклинаниями, в которых Руал мог разобрать только отдельные слова.

Старик то возвышал надтреснутый голос, то почти шептал, и чем дольше Ильмарранен слушал это неровное бормотание, пересыпанное бессмысленными обрывками заклинаний, тем явственнее становилось чувство, что он находится на пороге непостижимой и одновременно очевидной тайны.