Привычка ненавидеть

Мысль о том, что Мика врет, сейчас лишь слегка царапает сердце, не причиняя боли. Я намеренно позволяю себе помнить об этом, чтобы не помешаться на ней. Потому что в голове сдвиг по фазе, а в чувствах полный разлад. Мое тело, привыкшее ненавидеть, хочет дарить тепло и принимать его. Я совсем поехал, видимо, потому что, проснувшись после недолгого сна, больше часа пялился на то, как Ланская дышит. Она забавно хмурилась во сне. Пару раз вздрагивала, и веки дрожали, я обнимал ее вроде бы и вынужденно, но… себе я врать не хочу. Я точно хотел, иначе бы не обнимал.

Завтрак в полдень, который мы торжественно устраиваем с ней, — это, конечно, особый кайф. Глазунья с беконом и самое сладкое капучино в мире — настоящий оргазм, пусть и не такой мощный, как после душа с Ланской. Мы с ней ловим одну волну, слушаем на колонке подкаст новостей и болтаем о тупорылых законах в очередном сумасшедшем штате, сидя по разные стороны стола. Цепляем друг друга коленками, вроде бы случайно, и игнорируем тот факт, что сейчас вполне могли бы заниматься сексом. И Мика явно читает мои мысли — ее глаза блестят, когда ловит мой взгляд.

Она очень красивая. Признаю, как ни пытался цепляться за детали и отрицать. Ей достаточно пяти минут в ванной, чтобы выглядеть свежей и милой. Ей не нужны тонны косметики и развратные тряпки, чтобы у меня встал — а в штанах тесно с самого утра. Я уже ненароком задумываюсь, нет ли у меня фетиша на баскетбол — раньше не замечал, но ее бесформенное широкое красное платье с надписью «Джордан» на спине возбуждает больше, чем факт отсутствия на ней белья. А я точно знаю, что она без него, видел лифчик под подушкой, который сняла, чтобы не давил, и, надеюсь, забыла.

Никаких острых тем, никаких переходов на личности. Нам хорошо в вакууме, который мы сами себе дали создать. Даже телефоны молчат на беззвучных, а мы просто дышим друг другом, привыкаем, чтобы больше не делать резких движений, не пугаться, не орать, как я, и не рыдать, как Ланская вчера. Все невинно и на грани — я с умным видом говорю ей, что не согласен с поправками в закон о запрете абортов в Америке, а сам мысленно сажаю ее на барную стойку и вклиниваюсь между ног. Уже запомнил, где у нее чувствительные точки на теле — чуть выше клитора, за ухом и бока.

— Может, в душ? — не получается у меня удержать язык за зубами, когда она возбуждает каждую клетку в теле.

— Шутишь? — поворачивает голову набок.

— Если бы не шутил, мы бы уже были там.

Мика смущается, смотрит секунду в стол, кусает губу, но все же прет напролом.

— А если я скажу, что думала об этом?

— Отвечу, что за утро мысленно трахнул тебя уже раз пять.

Ей нравится то, что она слышит. Я вижу прямое доказательство — торчащие сквозь плотную ткань соски.

— И как ты себе это представлял?

Мы ходим по тонкому лезвию, прощупываем границы друг друга. Осторожно, не спеша. С ней в эту минуту никуда не хочется спешить. Хотел бы — дожал еще вчера.

— Ты играешь с огнем.

— Я знаю.

Она подается вперед, всем видом показывая, что готова слушать. Маленькая хитрая провокаторша. За этим ангельским личиком прячется сам сатана. Я заживо горю из-за нее. И проучить бы прямо сейчас, чтобы неповадно было меня провоцировать, но я собираю всю выдержку в кулак и повторяю ее движения — приближаюсь к ней на расстояние касаний.

— Пару раз я точно хотел закинуть тебя на плечо и утащить в спальню.

— Чтобы что?

Это пиздец как заводит — святая невинность в ее глазах с дьявольским огоньком.

— Чтобы завалить тебя на кровать, задрать платье и… — специально медлю, распаляя ее, вижу, как расширяются у святоши зрачки, понижаю голос до шепота: — На первый раз я бы обошелся языком, так уж и быть.

— Фу, ты ужасен.

— И ты меня такого ужасного хочешь.

— Ага, — улыбается широко, и я вижу ее зубы, но потом она прикрывает рот рукой.

Перехватываю тонкое запястье, чтобы не пряталась от меня.

— Ты красивая, — я глажу ее подбородок и оттягиваю нижнюю губу, а она выдает серию коротких вдохов. Сейчас что ни скажи — поверит, но я говорю чистую правду. — Тебе нужно помнить об этом. Любой будет у твоих ног.

— Не хочу любого, — бормочет еле слышно, на каждом слове касаясь ртом моих пальцев, отчего меня простреливает током. — Я хочу, чтобы это был ты.

Во всех сериалах про врачей очень часто с того света вытаскивают дефибрилляторами. Мне, слава богу, всю прелесть этих пыточных приборов испытывать на своей шкуре как-то не пришлось, но я видел, как это делали с мамой. И вот сейчас от слов Ланской мое сердце точно остановилось, чтобы получить мощный разряд и забиться вновь.

— Только не хочу, чтобы это случилось днем.

Она неопределенно машет за окно, где солнце в зените. Сетчатку жжет яркий свет, а мы с ней беседуем тут на грязные темы. Сами не замечаем, как придвигаемся ближе и ближе. Сейчас между нами всего пару вдохов. Я даже вижу цветные переливы на радужке ее глаз.

— Секс, — исправляю я.

— Что?

— Хочешь играть во взрослые игры, называй вещи своими именами. Не это, а секс. Я уезжаю вечером, — вновь слишком резко сообщаю я, и ее плечи опускаются.