Привычка ненавидеть

— Тебе лишь бы сделать мне больно? — цепляю ее аккуратный нос своим. Трусь об него, схожу с ума от близости Ланской, но держусь. Скольжу губами по воздуху рядом с ее ртом, перепачканным черникой, и одним касанием языка слизываю варенье с ее подбородка.

— Я никогда не хотела причинять тебе боль, — слишком честно болтает она. Ее глаза подкупают, и я слепо верю ей, как дурак.

— В отличие от меня, — с ненавистью к себе выдаю я.

После короткого диалога градус немного спадает. Мы доедаем в тишине, так же молча убираем со стола и поднимаемся ко мне. Я иду, Мика следует за мной. Я бы и предложил ей посмотреть что-нибудь на ноутбуке, но когда я зашториваю окна и падаю на кровать, она спокойно забирается следом и, положив голову на мою грудь, сворачивается клубком у меня под мышкой. И я так рад, что не приходится ничего давить из себя. Мне нравится, что мы на одной волне, что с ней не нужно притворяться, даже говорить, если нет желания. Тишина совсем не означает безразличие. Как раз наоборот.

Я достаю из-под подушки айпод, протягиваю ей проводной наушник и не без усилий листаю песни на сломанном экране. Оставляю играть «Arctic Monkeys» и выдыхаю — пусть за меня признаются Ланской. Но все равно напеваю под нос, что хочу быть ее, просто хочу быть ее.

— Почему ты пользуешься этой штукой? — спрашивает Мика, прерывая мою серенаду. — Я давно не видела таких ни у кого.

Я смотрю на плеер с неработающим на половине экрана сенсором, на его корпус с отбитыми углами, царапинами и стертыми надписями. Ему и правда место на помойке, но я не могу заставить себя расстаться с ним.

— Это подарок от папы, — впервые говорю об этом вслух. — Один из немногих, что он сделал сам, а не откупился деньгами. Он всегда присылал маме деньги после того, как бросил нас.

Пальцы Мики, которыми она рисует круги и узоры на моем животе, замирают, и я проклинаю себя за длинный язык. Еще не хватало, чтобы она меня жалела или подумала, что я какой-то сентиментальный хрен. Нет. Этот айпод — простое напоминание, что отец мне никто, и я ему совершенно не нужен. Разбитый, древний айпод — полное отражение его отношения ко мне.

— Вы не общаетесь? — спрашивает Ланская полушепотом, будто боится спугнуть меня громким голосом, и продолжает щекотать мне бока.

— Бывает иногда. Вынужденно. Сейчас из-за мамы. Но я для него кость поперек горла, которая мешает ему жить свою счастливую жизнь с новой семьей в Израиле.

— Ну не говори так. — Мика привстает, подпирает голову ладонью и заглядывает мне в глаза с искренним беспокойством. — Уверена, он тебя любит, сколько бы новых семей не завел после вас.

— Он не умеет любить. Его не интересует ничего, кроме собственной шкуры.

— Ян…

— Что? — резко отвечаю я, но Мика и глазом не ведет.

— Не говори за других. Наташа часто рассказывала, что твой папа старается. Если у них не сложилось, это не значит, что он вычеркнул из своей жизни тебя.

— А ты у нас знаток по папашам, значит? — это лезет из меня само, шипит и плавит все хорошее.

— Не груби.

Мика, к моему удивлению, реагирует спокойно. Она лучше меня во всем. И обязательно найдет того, кто по достоинству оценит ее.

— Почему среди твоих татуировок есть все, кроме любви? Из-за папы? — смелеет она.

— Я не верю в любовь, — отвечаю сухо. Пусть не выдумывает себе ничего. Мика охуенная, но она не изменит меня такого, какой я есть.

— Но этого не может быть, — удивляется так, будто я сказал ей, что на Марсе есть жизнь. — Это как не верить в воздух, который нас окружает. Если ты его не видишь и не можешь потрогать, это не значит, что его нет! — выдает она на одном вдохе, а затем, отвернувшись, ложится рядом на спину и смотрит в потолок, пока ее грудь скачет вверх-вниз. Детка завелась, и мне это нравится, по хрен на тему разговора.

— Я не верю в то, чего со мной не случалось.

— Хочешь сказать, ты никогда не любил?

Мика по-прежнему на меня не смотрит, но я отчего-то уверен, что голубые глаза уже горят синим пламенем.

— Ты был с Софой два года. — Мне нравится, что Ланская всегда стоит на своем.

— Она мне нравилась, я хотел ее, но любовь? То, о чем пишут в книгах, совсем не похоже на то, что я испытывал к ней. — И немного смахивает на то, как срывает у меня башню сейчас, но я игнорирую мысль. — Это был удачный союз. До поры до времени.

— А как же твои придурки-друзья?

Я тихо смеюсь. В это вся Мика: не стесняясь, в лоб, напролом.

— Слава богу, я на них не залип, а то бы мое сердце разбилось, когда я узнал, что Савва спал с Софой.

Это должно было прозвучать в форме шутки, но выходит довольно жестко и даже злобно. А Ланская не реагирует так, как обычно, и я начинаю подозревать.

— Ты знала?

Мнется, кусает губы, темнит.

— Я видела их, но… не совсем поняла, что я видела, в общем-то.

— А тут и не надо ничего понимать. Все просто! Мой лучший друг, которого я знаю бó‎льшую часть жизни, ненавидел меня. Почему? Потому что я спал с той, кого, по его мнению, у него увел. И я, блять, должен был каким-то образом об этом догадаться!

Мика грустно усмехается, и я молча пялюсь на нее с немым вопросом. Не пойму, что смешного сказал.