Привычка работать вместе

ДЭВИД БИРН

Всегда проще, если партнеры начинают с одного и того же чистого листа, даже если не знают, как хотели бы его разрисовать. Таким был мой опыт сотрудничества с Дэвидом Бирном.

Особенность нашего союза заключалась в том, что мы оба жили в Нью-Йорке, имели много общего, но не имели понятия о существовании друг друга. Зато мы оба были знакомы с Биллом Грэмом, и именно он стал тем проницательным человеком, который решил объединить нас для общего дела.

Танец и музыка очень близки, поэтому моя дружба с рок-промоутером, основателем рок-н-ролльной Мекки на Филмор-Ист и Вест, скорее всего, была предрешена. Я познакомилась с Биллом в конце семидесятых, когда рок уже успел стать больше бизнесом, чем движением и субкультурой. Трое из величайших талантов, которых продвигал Билли, – Дженис Джоплин, Джими Хендрикс и Джим Моррисон – жили быстро и тогда уже умерли молодыми.

Но Билл всегда был дальновидным, не зря он сделал ставку на Дэвида Бирна. Он решил, что мы вдвоем сможем сделать что-то грандиозное, и организовал для нас встречу.

Бирн меньше всего был похож на отвязного брутального рокера. Он выглядел скорее как примерный ученик дорогой частной школы. Я узнала, что мой новый знакомый учился в школе искусств, а его группа Talking Heads делала самую дерзкую музыку в Нью-Йорке.

Спустя четыре года после выхода первого альбома Дэвид все еще был полон энтузиазма. В 1981 году он работал с влиятельным и изобретательным продюсером и музыкантом Брайаном Ино над альбомом My Life in the Bush of Ghosts – одним из первых, где были использованы сэмплы записей других музыкантов. Несколько месяцев спустя, когда мы познакомились, он был готов к новому эксперименту: к сотрудничеству с хореографом, чьи ранние постановки имели мало общего с его напряженными, угловатыми сценическими движениями.

Он не видел моих работ. Я не слышала его музыки. Но мы оба доверяли Биллу, поэтому решили объединиться и создали «Огненное колесо» (The Catherine Wheel). Идеи, предложенные Дэвидом, дали мне большое количество материала для работы. Его круг интересов впечатлял: он был одним из первых молодых музыкантов Запада, работающих с этнической музыкой. И я не была против, чтобы он написал тексты (а они обычно только обременяют танцевальную постановку), потому что он умел пользоваться словами как звуками. Его притягивало все, что могло создать новое звучание.

Дэвид был первым из моих партнеров, кто интересовался технологиями. Ему нравилось переделывать, подгонять и экспериментировать. Он с удовольствием барабанил по наполненным водой сковородкам или разбирал компьютер. Журналист однажды был свидетелем разговора Дэвида со специалистом по цифровой печати: целый час они проговорили об оптимальном способе компьютеризированного воспроизведения фотографий Дэвида. Калибровка компьютерного монитора, текстура бумаги, художественные возможности камер наблюдения: Дэвид обсуждал все это со знанием дела. Я никогда прежде не встречала никого, кто с такой же жаждой потреблял бы информацию.

Оглядываясь назад, я вспоминаю большое количество партнеров, которые были связаны с музыкой. Боб Дилан был поэтом – для него на первом месте стояли слова. А в первые – фолковые – годы карьеры было важно, чтобы тексты имели политический и духовный контекст. Элвис Костелло, родившийся на тринадцать лет позже Дилана, писал песни, в которых тексты тоже имели значение, но большая их часть была сплавлена с настолько энергичной музыкой, что казалось, вместе они воздействуют как физическая сила. Дэвид Бирн, современник Костелло, видел музыку способом слияния моды, общества, технологий и урбанистического духа. Великий дар Билли Джоэла – в его открытости и способности рассказывать истории о возвышенном, скрытом под маской обыденности.