Привычка убивать

Стало легче от этой мысли. Но тяжесть — непонятная, смутная, необъяснимая тяжесть почему-то не ушла…

Воскресенье. 20.41 — 22.12

После телефонного звонка вдове Чубаристов лег спать. Сразу навалилась усталость и безразличие. Себя он больше не ругал — он просто презирал себя, поэтому силы на ругань не тратил. Он махнул на себя рукой.

Проснулся уже когда за окном стемнело, сонно потянулся, встал, полез в ванну, поплескался под душем, выбрился гладко, надел свежую сорочку, а когда натягивал пиджак, отчетливо подумал как о давно решенном: «Я ее убью. Вот зачем я еду к ней».

Он сходил на кухню и выбрал самый острый нож с узким лезвием. Положил в карман, но потом вынул. Обернул лезвие бумагой, чтобы не порезаться случайно, если сунет руку в карман.

Она открыла не сразу. Сначала долго смотрела на Чубаристова в глазок — он слышал ее шаги и близкое, через дверь, дыхание.

— Ну, чего пришел? — вместо «здравствуй» спросила она.

— Да так…

— Очень вразумительно, — улыбнулась она.

Эту ее улыбку Чубаристов ненавидел больше всего.

— Ну заходи, хватит ноги вытирать.

— Так ведь лужи, ботинки грязные, — оправдался Чубаристов.

— Только ботинки?

— Что?

— Твою грязь о коврик не ототрешь.

Чубаристову вдруг пришла в голову безумная мысль о том, что эта женщина все про него знает. Даже холодный пот прошиб.

— Ну заходи уже, чего мнешься? Терпеть не могу этих плебейских штучек. Придет, в прихожей мнется, вроде такт проявляет. Ты сам из деревни?

— Нет, я из…

— Мухосранска какого-нибудь.

Чубаристов подобострастно хихикнул.

Он сел в кресло, а она напротив него — на диван. Заложила ногу на ногу. Достала сигарету.

Чубаристов метнулся к ней с зажигалкой. По пути задел за столик. Слава Богу, ничего не свалил.

— Ты что, напился?

— Почему? Я…

— Лучше бы ты напился, — выпустила она дым. — Я бы на твоем месте напивалась каждый Божий день до беспамятства.

— Почему?

— Чтоб совесть не мучила. Но ты — это ты, а я — это я.

— Да, все люди разные, — снова заискивающе улыбнулся Чубаристов.

— О! Как философично! — уголком рта улыбнулась она. — Это ты в университете выучил? Есть еще мудрости в запасе?

Чубаристов сцепил зубы. Почему? Ну почему он позволяет этой женщине издеваться над ним, как над пацаном?

— Ты меня глазками своими мутными не сверли, — улыбнулась вдова. — А то я смеяться стану. Правда очень смешно. Сидишь пыжишься… А что, на твоих подследственных это действует?

— А хочешь, я тебе скажу, кто твоего мужа застрелил?

Чубаристов этого, конечно, не знал. Но ему всегда хотелось назвать ей имя и адрес этого человека. Ему казалось, она тогда его освободит. Смутно он предполагал, что ей по каким-то непонятным для Чубаристова причинам хочется потравить свою душу прикосновением к палачу.

— Не хочу, — вдруг ответила она. — Большего ублюдка, чем ты, я не выдержу.

— Зачем я тебе? — опустошенно спросил Чубаристов.

— Ох, Порфирий Петрович, не скажу. Кстати, ты хоть знаешь, кто это?

Чубаристов каждый раз собирался прочитать «Преступление и наказание», но каждый раз забывал и снова попадался, как двоечник.

— Впрочем, тебе это и не надо. Сразу после «Колобка» — неподъемно.

Она выпустила струйку дыма и внимательно следила, как сизые, зыбкие нити тают в воздухе.

Этого момента Чубаристов всегда ждал со страхом и пьянящим томлением.

Наступала как бы несвоевременная, страшная пауза. И что-то в этой тишине происходило внутри женщины. Что-то опадало с ее жесткой души, она застывала хрупкой статуэткой.

Что-то происходило и внутри Чубаристова. Что-то темное и жаркое.

Он тяжело встал, шагнул к женщине, она отвернула лицо.

Сегодня в мутной смеси злобы и нежности преобладала ненависть, поэтому Чубаристов нарочито грубо задрал юбку женщины и запустил руку под трусы, по-звериному оскалив зубы.

Как ему хотелось сейчас впиться в ее полуоткрытый рот, больно, до крови укусить ее губы, но женщина отворачивалась.

Чубаристов сильно прижал руку к ее лобку — промежность была влажной и горячей.

Чубаристов рывком приподнял женщину и развернул к себе спиной. Женщина охнула, когда он содрал с нее трусы.

Обычно он торопился, словно боялся, что она вдруг оттолкнет его и рассмеется в лицо, что он не успеет.

Но сегодня он даже сам удивился своей расчетливой неторопливости.

Он не стал сразу входить в нее. Он сначала раздвинул ее ноги пошире и даже чуть отодвинулся, чтобы рассмотреть. Провел рукой по округлости ягодицы, чувствуя, как вздрагивает ее тело.

Она чуть повернулась к нему. Ее затуманенные глаза смотрели на него умоляюще и бесстыдно.

— Ты блядь? — хрипло спросил Чубаристов.

— Да, я блядь, — так же хрипло ответила она.

— Ты грязная, похотливая курва?

— Да… Да… я грязная, похотливая… Возьми меня… Войди в меня, — простонала она.

— Нет, моя дорогая… — оскалился Чубаристов. — Только своими именами… Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал?

— Чтобы ты взял меня…

— Нет.

— Поимел…

— Нет!

— Трахнул…

— Нет!!

У нее страдальчески исказилось лицо, и она выкрикнула, как выплюнула, грязное ругательство, которого ждал Чубаристов.