Привычка жениться

Наказание закончилось, когда Софью Васильевну забрала «Скорая». Про меня просто забыли, и я смогла вызволить Матильду из мусорного ведра. Разноцветные глаза-пуговицы смотрели на меня с жалостью и лишь самую малость с укором. Я едва не расплакалась, удержалась в самый последний момент лишь потому, что бабушка говорила, что такие, как мы, никогда не плачут. Наверное, именно в тот день, баюкая свою мертвую куклу, я впервые почувствовала в себе силу.

Тот мальчишка был самый обыкновенный, горластый и злой, как все мальчишки. В старшей группе он обзывал меня дурой, дергал за косички и подставлял подножки. Я терпела, потому что бабушка утверждала, что все это мелочи, которые не стоят моего внимания. Я даже пыталась убедить себя в том, что так оно и есть на самом деле, пока он не перешел границы дозволенного.

Не знаю, все ли ведьмы это чувствуют, но я терпеть не могу, когда наступают на мою тень. Это не то чтобы очень больно, но весьма ощутимо и до одури неприятно. А он не просто наступал, он топтался по моей тени, вбивал ее в пыль спортивной площадки и смеялся. Не помогали ни слезы, ни просьбы, и я потеряла самоконтроль.

Он просто упал, молча рухнул к моим ногам. Я отступила на шаг, поправила сползший гольф и шепотом, чтобы слышал только он один, сказала:

– Никогда не обижай мою тень.

Он больше не обижал, он вообще больше не пришел в детский сад, а я начала серьезно задумываться над самоконтролем.

Нет, нельзя сказать, что впредь я никогда не пользовалась тем, что обычные люди называют дурным глазом, всякое бывало – я же ведьма, а не святая! – но дозировать силы научилась уже к третьему классу, а вот справляться с фобией у меня не получалось до сих пор. Мое счастье, что об этом никто не знает, а то бы засмеяли: авторитетная ведьма, а боится такой ерунды…

– … А что, дышать свежим воздухом запрещено? – буркнула я и открыла глаза.

Смотреть сначала нужно вниз, так будет проще. Под ногами черные плиты, кое-где потрескавшиеся, местами припорошенные прошлогодними листьями. Интересно, откуда листья на шестнадцатом этаже? Над головой… это уже сложнее, смотреть вверх, зная, что внизу бездна глубиною в шестнадцать этажей – то еще испытание. Чтобы запрокинуть голову, пришлось вцепиться рукой в дверную ручку. Я вцепилась и почти до крови закусила губу. Небо, такое же черное, как плиты под ногами, но прошитое нестерпимо яркими звездами, разделенное пополам призрачной лунной дорожкой. Не нужно было тянуть до вечера, днем было бы проще, но теперь уж что! Вот она – крыша, вот оно – небо, а вот тот, кто смеет надо мной насмехаться!

Он сидел на бетонном ограждении, так близко к краю крыши, что меня замутило от страха. Широкоплечий, спортивный, с развевающимися на ветру волосами. Наверное, нет, даже наверняка, он был красивым. Я не особенно разбираюсь в мужской красоте, но настоящего мужика вижу сразу. Или не вижу, а нутром чую?..

Этот был настоящий от кончиков русых волос до носков белоснежных кроссовок. Этот не боялся ничего и никого и, видимо, чувствовал за собой какое-то особенное право смотреть на меня вот с таким снисходительным интересом.

– Ну почему же запрещено? – Он широко улыбнулся и приветственно махнул рукой с зажатой в ней длинной штуковиной. – Присоединяйтесь, я буду только рад.

Легко сказать – присоединяйтесь! А как присоединиться, если ладонь намертво приклеилась к дверной ручке и в голове круговерть?!

– Я тут по делу. – Свободной рукой я поправила сползшую с плеча шаль.

– Я тоже по делу. – Незнакомец пожал плечами. – Пытаюсь собрать телескоп. Люблю, понимаете ли, смотреть на звезды.

Телескоп! Вот, значит, что это за штуковина, а сам он, стало быть, звездочет.

– Вы не подадите мне штатив? – Звездочет улыбнулся еще шире. – Он прямо у вас за спиной.

Я бы, может, и подала. Я бы даже наплевала на то, что ему самому нужно сделать всего пару шагов до своего штатива, если бы очередной приступ паники не лишил меня возможности говорить.

Вдох-выдох, задержать дыхание… Совсем необязательно подходить к краю крыши, можно просто протянуть штатив с безопасного расстояния…

– Сам возьми! – От страха я делаюсь злой и забываю о хорошем воспитании. И вообще, он же мужик, он не должен заставлять женщину таскать какие-то штативы!

– Извини, не хотел тебя обидеть. – Парень отложил телескоп, нагнулся, пошарил в темноте у своих ног, мгновение – и его с виду такое безупречное тело повисло на костылях.

Он передвигался медленно и неуклюже. Как он вообще передвигался?! Как додумался усесться на самом краю крыши и размахивать этой своей дурацкой подзорной трубой, когда одно неловкое движение – и все, гудбай, звездочет?!

– Это ты меня извини. – Я дышала как загнанная лошадь и продолжала жаться к двери. – Я не думала…

– Что я инвалид, – закончил он за меня. – Не переживай, все в порядке, я давно к этому привык.