Разумеется, он прекрасно знал, какой услышит ответ, и, как я понимал, надеялся, что я разрешу ему отступить от моральных норм и все будет хорошо. Во-первых, у меня нет полномочий давать такие разрешения, да и ни у одного человека их нет. Честность – личное дело каждого; вы выбираете честность ради себя самого. Сотня священников, церковнослужителей и раввинов вправе даровать вам прощение, но имеет значение лишь то, можете вы сами простить себя или нет. Есть только один способ защитить свою честность: вы все время должны быть бдительны, чтобы не пойти с ней на компромисс. Другого действенного способа я не знаю.
Здесь я говорю о том, как хорошо вы исполняете на деле то, во что, как вы утверждаете, верите. Во что вы верите и что говорите – это одно, а что вы делаете – совсем другое. Я называю это взаимодействие веры, слов и действий
Но когда эти два круга начинают растягиваться, это указывает на то, что ваша честность пробуксовывает. А когда то, что вы делаете, начинает слишком отдаляться от того, во что вы верите и что говорите, вы можете однажды утром посмотреть на себя в зеркало и понять, что вы перестаете себе нравиться и себя уважать. Сначала, возможно, вы не разберетесь почему, но если вы намерены быть честным, то причина вскоре обнаружится.
В то же время все мы люди, а это значит, что несовершенны, так что эти два круга просто не могут быть на сто процентов концентрическими. Но именно поэтому вы должны упорно трудиться над этой концентричностью каждый день своей жизни. Это единственный способ, с помощью которого вы можете придерживаться своих ценностей на постоянной основе. Искушения позволить двум этим кругам все больше и больше растягиваться находят нас повсюду, так что требуется немало самодисциплины удерживать их вместе. Это особенно верно, когда дело доходит до лжи-умолчания и как бы правдивой лжи. Важно, чтобы концентричность стала для вас образом жизни – укоренившейся привычкой, если хотите.
По принципу «каждый случай в отдельности»
Во время другой лекционной поездки я столкнулся с трудной проблемой. Программа поездки подходила к концу, и в одном из городов, где я должен был выступать, мы забыли организовать аудиотрансляцию. Накануне приезда в этот город я сделал парочку коротких телефонных звонков, и меня направили к одному человеку, работавшему в местной компании звукового аппаратного обеспечения. Я немедленно позвонил ему, но по ходу разговора некоторые вещи, которые он говорил, мне не понравились.
В какой-то момент он сделал акцент на том, что, когда бы я ни позвонил, мне следует не только спрашивать только его, но и ни в коем случае не разговаривать с кем-либо из этой компании об этой конкретной работе по организации трансляции. «Стоп, – сказал я себе, – что этот парень пытается мне сказать?» Я спросил его: «Так, давайте-ка удостоверимся, что я все понимаю. Вы делаете эту работу от имени компании или в своих интересах?» Ясное дело, он сказал мне, что действует в своих интересах.
«Ну, тогда, – гнул я свое, – если вы действуете самостоятельно, как вы определяете, какие работы следует выполнять вашей компании, а какие вам?»
На что он ответил: «Я рассматриваю каждый случай в отдельности».
К этому моменту я уже пожалел, что затеял эти расспросы, потому что мне не понравились их результаты, но не было достаточно времени, чтобы найти другого хорошего звукотехника. Я тут же попытался дать этой ситуации рациональное объяснение и почти убедил себя в том, что это не моя проблема. Я сказал себе: «Эй, я всего лишь позвонил человеку, которого мне порекомендовали, и спросил, может ли он решить мои проблемы с трансляцией, а все остальное не мое дело. Я не нанимался в полицию нравственности».
Человек все же живет в мире заблуждений. Все просто: я пытался сделать так, чтобы «правдой было то, что мне хотелось», то есть то, что было удобно
для моих сиюминутных потребностей. Проходили часы, и я ощущал, что те два круга в моей голове почти разлетелись в противоположных направлениях, что заставило меня внимательно посмотреть на себя в зеркало. Конечно, это был он – на меня из зеркала смотрел Ричард Никсон.