Привычное дело

Смех на палочке. У тебя и сейчас одни ребятишки непокупные, хрен моржовый.

- Оно верно. Все покупное стало. Дошло... Только я, Митя, никуда с тобой не поеду. Жила не та стала.

- Да почему не та? Ты же и плотник, и печник, и ведра вон гнешь.

- Гну. А на чужой стороне меня самого это... в дугу.

- А-а, ну тебя!

Митька плюнул и ушел. Но не отступился, мазурик, и вечером опять пристал как банный лист к заднице, и у Ивана Африкановича что-то надломилось, треснуло в сердце, не стал спать по ночам.

Куда ни кинь, везде клин, все выходило по-Митькиному.

Задумал, затужил, будто задолжал кому, а долг не отдал.

Будто потерялось в жизни что-то самое нужное, без чего жить нельзя и что теперь вроде бы и не нужным стало, а глупым и пустым, даже обманным оказалось.

По вечерам они скрывались от баб у реки за кустами и курили. Иван Африканович весь прокоптел даже и больше молчал, а Митька агитировал его и тоже все дымил в горячке.

- Вот ты, Африканович, говоришь-город как нетопленная печь, не греет, не тешит. А тут у тебя греет?

Тешит?

- Тут, Митя, тоже не греет. Дело привычное.

- Ну вот.

- Только ведь я уже не молоденький вроде по баракамто сшиваться.

- Первое время, может, и по баракам. Так ведь ты живой человек, мы ж не будем сложа руки сидеть, а будем дела делать.

- Это какие дела? Вроде таких, когда баб-то на ночь покупают? - съязвил Иван Африканович, а Митька рассердился взаправду.

- Вот прицепился к слову! Да что я тебе, худа хочу, что ли?

- Какое худа, знаю, что не худа. Только ты и сам, может, не знаешь, где мое худо, где добро.

- У всех людей и худо и добро одни и те же!

- Разные, паря.

- Хм...

И вот однажды Митька закусил губу,-видать, лопнуло у него терпенье.

- Ну и х... с тобой! Вкалывай тут! За так. Добрё-худё!

Митька вытянул губы, передразнивая Ивана Африкановича.

- Ты хоть бы о ребятах подумал, деятель! Ты думаешь, они тебя добром помянут, ежели ты их в колхозе оставишь, когда это... в Могилевскую-то?

Иван Африканович побледнел, засуетился, этот Митькин довод подействовал сильнее всех других. А Митька, видя, что зять уступает и сейчас вовсе сдастся, старался закрепить победу:

- Бабам скажем, что временно, недели на три. Слышь?..

А сейчас пойдем, пиши заявление на правление колхоза.

Дадут справку, так дадут, а не дадут, так в рыло не поддадут. Уедем и так.

Иван Африканович почувствовал, как где-то под ложечкой сладко, как в юности перед дракой, защемилась тревога. А вечером, после очередного разговора, вдруг сразу отчаянная решимость преобразила Ивана Африкановича, он подошел к шкапу, вынул трешник и подал Митьке:

- Беги!

Митька отмахнулся, говоря:

- Что у меня, нет, что ли? Спрячь, не показывай.

- А я говорю, беги!-Иван Африканович так страшно, так небывало взглянул, что Митька заткнулся, взял деньги и пошел за водкой.

А Иван Африканович сел писать заявление на справку.

Правление в колхозе собиралось чуть ли не каждую неделю, и ждать пришлось недолго. В новой еловой конторе, в председательской половине, собрались правленцы, приглашенные и просители ждали кто на крыльце, кто у счетоводов. Подходили еще.

- Мужиков-то, мужиков-то, как у конторы!

- Сидим ждем у моря погоды.

- Возьми да походи.

- Мне ходить нечего, я не начальство.

- Оно конешно.

- Ночевали здорово!-сказал Иван Африканович.

- Ивану Африкановичу наше с кисточкой.

- Нынче палку брось наугад, как раз в начальника попадешь.

- Иначе-то, вишь, нельзя.

- Почему?

- А потому, что борьба с вином.

- Здря.

- Чего здря?

- Да эта... борьба-та.

- С вином-то?

- Ну.

- Оно конешно, не углядишь. Вон я вчера иду, а Юрко сосновский пьяный идет и вот хохочет, вот заливается.

"Чего,-говорю,-тебе весело стало?" А он хохочет. "Я,- говорит,-выпил, вот и хохочу. А что,-говорит,- ты мне хохотать запретишь? Не запретишь". Я говорю: "Ты трезвый-то больше в землю быком глядишь, слова от тебя не учуешь".-"А мы,-говорит,-и в коммунизм пьяненькие зайдем". Я говорю: "Куда тебя в коммунизм, такого теплого".-"А что, негож?" Это он кричит, а сам на меня. Ну, я от его задом да боком, думаю, отряховку даст ни за что ни про что.

- Здря.

- Чего?

- Да задом-то.

- Ну?

- Отряховку каждому дело пользительное, и мозгам просветленье, и шевелишься быстрей.

- Оно конешно... Только сгубит, ребята, нас это вино.

Иван Африканович, слушая, присел на приступок, закурил-стал ждать, когда его вызовут.

Вызова же пришлось ждать до самого вечера. Сперва отчеты бригадиров "О ходе и продвижении заготовки кормов и выполнении озимого сева", потом был вопрос о готовности техники к уборке. И лишь после этого начался разбор заявлений.

Заявлений же было шесть. Иван Африканович вошел, оглянулся: правленцы сидели уже потные, иные перемогали сон. Все знали друг дружку, все перебывали в гостях друг у дружки, а тут были словно чужие друг дружке.