Читаем Привычное дело полностью

Ширинку расстегивает по малой нужде. Обмыли мы Митьку, вроде ничего, только зуб шатается да губа нижняя пополам лопнула. Шофер говорит: "Уходите, робята, а начальство будет спрашивать, не говорите, что со мной ехали". Сгребли мы свои манатки, мешки с луком, чемоданишко да пешедралом до станции. Митька, тот хоть бы что, идет да губу облизывает, а я затужил. "Пошто,- думаю,- с тобой связался, с мазуриком, доведешь ты меня до казенного дома с даровыми харчами". Ну, а сам все ж таки иду, была, думаю, не была, а повидалася, все одно нехорошо. Пришли на станцию. Темнотища, как в овине,- у вокзала два фонаря горят, еле живые, да у магазина один.

Зашли на вокзал, сижу я на мешках с луком, до того мне стало на сердце неловко, что прямо беда. Куда, думаю, на склоне годов ударился, где, какого дешева забыл? А Митька чемоданишко поставил. "Сиди,-говорит,-я сейчас".

Побежал. Воротился, гляжу, опять карман оттопырен.

"Вот,- говорит,-антигрустину принес, распечатывай, Африканович". Отвинтил казенную кружку от бачка, пирог вынул, наливает мне первому. Я было заотказывался, а потом думаю-один хрен, так с маху полкружки и дерябнул.

Митька ржет, сукин кот. "Поглядел бы я,-говорит,-как ты, Африканович, с возу касманавтом летел". Я говорю:

"Тебе, парень, больше досталось: вишь, губа-то как морковина стала".

Иван Африканович взял еще папироску, прижег, затянулся.

- Допили, значит, и эту, дело привычное. Пошел он про поезд узнавать. Захорошило у меня, вроде все и ладно, и небо теперь с овчинку, готов ехать везде, в самую что ни на есть Алма-Ату. Взял Митька билеты. А ты, друг мой, сам понимаешь, что первая колом, вторая соколом, а потом уж летят мелкими пташками. Я говорю, что надо бы еще. "Да, вот, Африканович,-это Митька мне на ответ,-вот, Африканович, у нас,-говорит,-финансы кончились, давай мешок с луком, обменю ежели".-"Бери,-говорю,- шут с ним и с луком, все легче с одним мешком по вагонам валандаться". Взял он мешок и убежал, а поезд вот-вот, гляжу-люди, какие были, зашевелились. А Митьки не! и нет, как в воду канул. Гляжу, бежит. "Давай,- кричит,- остатний мешок, а ты бери чемодан да полезай". Только успел я закарабкаться, поезд взял да и пошел, проводница подножкой хлоп, а Митька орет мать-перемать, бежит за вагоном без всякого результату. "Ну,-думаю,-крышка.

Отстал Митька от поезда. И билеты у пего, и вино, и лук, у меня в кармане пусто, как весной на гумне". Весь хмель будто рукой сняло. Как делу быть? Сижу на Митькином чемодане, а потом, значит, к проводнице: так и так, товарищ с билетами остался, а я, мол, еду. Спасибо, девка хорошая попалась: "Ты,-говорит,-дяденька, спи пока, а утром я тебя, как только остановка будет, высажу". Залез я на самый верх, к трубе притулился да и уснул. Пробудился я утром, слез. Гляжу, проводница-то новая. Ходит, а на меня ноль внимания. Я и так, я и эдак. Хожу за ей, головой о железяки стукаюсь. Только заикнусь, значит, насчет моей высадки, а она уже в другом конце; вроде мне и совестно ей надоедать, а сам думаю: должны они меня высадить, раз посулили, должны - и вся недолга. Не высаживают.

- Тебе надо было до Обозерской ехать.- Парень еле сдерживал улыбку.

- Да. Вдруг, значит, идет контроль. А поезд жмет, только столбы мелькают. "Ваш билет?" Я говорю: так и так, Митька, то есть и лук и билет у Митьки. "Какой Митька? Билет ваш покажите!" Я говорю, нету билета, лук и билет при Митьке, а Митька... "Какой лук? Где садились?" Сгребли меня, ясна сокола, да и вдоль всего поезда как на позор, только я успел фуфайку с Митькиным чемоданом прихватить. На остановке сдали меня в милицию. "Ну,думаю,-каюк, сроду в тюрьме не бывал, а под старость лет достукался". Да. "Ваши документы!"

Вынул я справку. "Куда едете?" Так и так, в Мурманск ехал.

"Почему без билета?" Объяснил я все дело: и как билет покупали, и как Митька остался. "Вот,-говорят,-сроку тебе три часа, чтобы ехал домой, а штраф, дескать, через колхоз вытребуем". Я говорю: "Ехать-то мне не на что".- "А это,-говорят,-наше дело пятое, три часа тебе сроку".

Да. Вышел я из милиции, сперва-то обрадовался, хоть отпустили, думаю, хорошие робята попались. А время уже к вечеру клонит, и в зобу у меня маковой росинки не было со вчерашнего, Попил водицы на вокзале. Сижу, Митьку ругаю да на часы гляжу, а милиционер ходит, на меня поглядывает. Пуговицы светлые, штаны новые, как делу быть? Поезд обратный прошел, а кто мне билет даст?

Пословица говорит: без денег везде худенек,- а у меня три часа сроку.

- Какая была остановка-то? - спросил парень, улыбаясь.-Наверно, Обозерская и была.

- А и не знаю, друг мой, ничего я в тот момент не видел, до того перепугался. Да. А рядом со мной дамочка сидит, не то чтобы больно молодая, экая востроносенькая.

"Что это,-говорит,-вы, дяденька, невеселый такой, аль заболели?" - "Да нет,- говорю,- не заболел, а попал,- говорю,-в непромокаемую". Так и так, рассказал ей все, а она говорит: "Один тебе выход, иди в город к самому главному начальству, должны они тебе помощь оказать".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза