— Ах, — вскричал молодой человек, затрепетав от радости, — и я люблю вас! Боже мой! Это заставляет меня сходить с ума при одном только взгляде на вас, а уж когда я, как сейчас, держу вас в своих объятиях… ах! — Его голос вдруг охрип. — И вы просите меня подождать! Ну как я могу?
— Это же легко, если вы любите меня.
— Вы ошибаетесь; есть кое-что, весьма затрудняющее ожидание. А вот вам в самом деле легко заставить меня делать все, что вам угодно.
— А разве я этого не достойна? — улыбнулась Алина, надежно заключенная в его объятия.
— Тысячу раз! — экстатически вскричал ослепленный молодой человек. Воистину, ее ласка сводила его с ума.
Когда она была в таком настроении, точнее сказать, позволяла себе быть такой, она возбуждала его каждым своим движением, даже простым прикосновением пальца. И ее замечательные голубые глаза, когда она, глядя на него, позволяла им светиться нежностью и обещанием любви, разжигали в нем пожар.
Они поговорили еще немого — разговор состоял по большей части из пылких восклицаний Стеттона и мелких нежностей со стороны Алины.
Мало-помалу, уладив таким образом вопрос будущего, она повернула разговор к настоящему. И вдруг — Стеттон в жизни не смог бы объяснить, как это вышло, — он обнаружил, что интересуется, не нужны ли ей деньги.
— Кто же задает женщине такие вопросы? — вскричала Алина, смеясь. — Глупый! Вы должны знать, — она похлопала его по щеке, — что нет такой женщины, — она похлопала его по другой щеке, — которая не нуждалась бы в деньгах.
Они оба засмеялись, и Стеттон опять обнял ее.
— Сумасбродным такое заявление не назовешь, — объявил он, целуя ее. — Я сегодня же пойду в банк и, если там еще что-нибудь осталось, пришлю вам.
Вскоре после этого в комнату вошла Виви, и Стеттон, поприветствовав ее поклоном, готов был уже удалиться.
Девушка в компании юных представителей городского общества собиралась покататься на коньках и санях с южных холмов Маризи. Щеки ее румянились, глаза блестели юностью и здоровьем. И Стеттон залюбовался ею.
Он даже остался еще чуть-чуть поговорить, прежде чем наконец ушел.
Не успела дверь за ним закрыться, как Алина вскочила на ноги с возгласом облегчения.
— Подойди, Виви, — крикнула она, — ты должна помочь мне. Уже полдень — у меня остался только час, — я думала, он никогда не уйдет.
— Тише, если ты собираешься выйти за него замуж… — улыбаясь, сказала Виви.
— О боже! Вот тогда и… Но пойдем, я не могу ждать ни минуты.
И она потащила девушку вверх по лестнице.
Судя по вниманию, проявленному к туалету, Алина готовилась к какому-то из ряда вон выходящему событию. Виви и Корри, новая горничная, сражались с копной золотых волос минут тридцать, прежде чем владелица их была удовлетворена.
Выбранное накануне платье, которое она собиралась надеть, лежало на постели. Это было творение Монсарда из черного шифона и бархата, с простыми эллинскими линиями, не скрывавшими, впрочем, и налет моды: такая тонкость встречается в одежде лишь немногих женщин, подчеркивая их личность. Наконец волосы были уложены. Алина послала Виви вниз, спросить Чена, точно ли выполнены ее инструкции относительно ленча.
— Скажи ему, если хоть что-нибудь не сделано, я сниму с него голову, — пригрозила мадемуазель Солини.
Когда пятнадцать минут спустя Виви вернулась, туалет был закончен.
— Как я выгляжу? — спросила Алина, поднимаясь со стула.
Ответ был ясен по глазам девушки, остановившейся на пороге. Целую минуту она глядела пристально и довольно придирчиво. После чего со всей серьезностью и откровенностью определила произведенное впечатление:
— Ты самая прекрасная женщина на свете.
Алина засмеялась, прошла по комнате и обняла Виви за талию.
— Позволь мне надеяться, что остальные подумают так же, — сказала она. — Это и в самом деле важно… для нас обеих.
Она начала расспрашивать девушку об утренних развлечениях и о тех, кто составлял ей компанию. Виви назвала двух или трех, но Алина неожиданно прервала ее:
— Молодой Потаччи там был?
Виви бросила на нее быстрый взгляд, потом отвела глаза и ответила:
— Да.
Алина улыбнулась:
— Он тебе не нравится?
— Нисколько.
— Он — лучшая партия в Маризи.
— Но он мне не нравится! Больше того, я боюсь его.
— Ну что ж, — сказала Алина, — посмотрим.
После паузы она заговорила снова, но была прервана звонком в дверь. В следующее мгновение они услышали, как Чен открыл двери и торжественным голосом приветствовал кого-то. Ему ответил другой голос, низкий и приятный. Минутой позже послышались шаги на лестнице, и появился Чен; остановившись в дверях будуара, он громко объявил:
— Принц Маризи в гостиной, мадемуазель.
Сразу стало понятно, что три дня назад, во время званого обеда Алина зря времени не теряла. Ленч tete-a-tete[6]
с принцем Маризи — это было нечто такое, за что любая женщина города ничего бы не пожалела, хотя от нее в этом случае требовалась бы изрядная доля деликатности и благоразумия.