Приживется ли демократия в России

Что важно подчеркнуть, так это согласие лидеров всех основных политических сил, т. е. политической элиты того времени (исключая крайних монархистов и, как потом оказалось, большевиков), действовать солидарно в интересах страны. В частности, не прибегать к возбуждению масс. Мы еще вернемся к этому тезису, ключевому для демократического развития. В советской историографии эти факты интерпретировались как проявление слабости буржуазного правительства и тогдашнего руководства Петросовета, лишенного мудрых указаний вождя, их неспособности решать национальные задачи в революционном духе. На самом деле, разогнав уже избранное Учредительное собрание, большевики совершили государственный переворот и лишили Россию перспективы демократического развития еще на 74 года. Очередной шанс был упущен.

Попытки построить принципиально новую советскую демократию, даже если они поначалу были искренни, оказались совершенно несостоятельны. Тому можно указать две основные причины. Во-первых, игнорировался мировой опыт обеспечения контроля общества над властью. Напротив, велись постоянные разговоры о порочности буржуазного парламентаризма – обычная демагогия, а вот нежелание делиться властью или допустить ее сменяемость было очевидным. Во-вторых, модель социалистического планового хозяйства и советского государственного управления, основанная на административной иерархии, исключающая сетевую структуру рыночных отношений, была абсолютно несовместима с реальной демократией. (И во многом напоминала сословную абсолютную монархию.)

Поэтому самое позднее к 1937 году все революционные идеалисты и романтики либо избавились от иллюзий, либо были уничтожены. Добиваться демократии стало некому. Помню «главный закон демократии» – популярную шутку советского времени – «делай, что тебе говорят».

Как мне представляется, и в этот раз шанс добиться успеха в утверждении демократии в России был невелик. Хотя первой реакцией политической элиты в феврале 1917 года были действия в пользу демократии и именно она казалась наиболее естественной и желанной заменой самодержавию, события происходили в самодержавной стране, архаичная политическая система которой быстро деградировала в упорном противостоянии необходимым переменам; в стране воюющей, выдавшей горы оружия вчерашним крестьянам, еще недавно пребывавшим в полуголодном и бесправном состоянии. В такой стране была более чем вероятна полномасштабная революция, в которой умеренный авангард сменяют все более радикальные силы, оказывающиеся во власти стихийного потока событий – до тех пор, пока энергия разрушения не будет истощена. Так и произошло. Апрельские тезисы Ленина не встретили бы столь благоприятного отклика в массах, не парализовали бы сопротивления тех, кто понимал их пагубность, если бы не десятилетия социалистической пропаганды и если бы не империалистическая война.

Следует еще раз вспомнить о своеобразном тогдашнем понимании демократии: политическая демократия, основанная на открытой политической борьбе и требующая соблюдения правил этой борьбы всеми и терпимости, была названа демократией буржуазной, а стало быть, порочной. Она и впрямь казалась по меньшей мере несвоевременной. А взамен предлагалась тоже демократия – но социальная, действующая во благо обделенных, предполагавшая прежде всего открытие для них пути наверх – «кто был ничем, то станет всем». Она победила, но вскоре обернулась тоталитарной политической системой, абсолютной монархией с генсеком вместо царя.

4. 7. Уроки истории

Попробуем сделать выводы. Во-первых, мы обнаруживаем, что попытки движения к демократии в истории России случались только в моменты ослабления государства, всегда управлявшегося деспотической самодержавной властью, в те моменты, когда интересы государства, выражаемые в категориях мощи, территориальной экспансии и распространения влияния, на время отступали перед интересами общества или отдельных его слоев. Однако государство всегда, в силу общественной традиции, вновь брало верх.

Во-вторых, первые такие попытки были, очевидно, преждевременны. Случись укрепиться на русском престоле королевичу Владиславу, все равно договор Салтыкова от 4 февраля 1610 года не был бы исполнен: даже если конституционная монархия и была бы создана в России начала XVII века, то по типу Речи Посполитой. Представить же в нашей стране того времени нечто подобное голландскому парламенту, чье появление было непосредственным следствием расцвета городской культуры, торговли и ремесел, совершенно невозможно.

Но последние попытки демократизации, имевшие место уже в начале ХХ века, особенно в 1905—1907 годах, были исторически гораздо более уместны, скорее их даже можно считать запоздалыми, ибо от других стран Европы в социально-политическом отношении мы уже сильно отставали.