Ксант сплел комбинацию из трех рун: Маназ, Эйваз, Отил. Насытил волхву своей сутью, разделил черную магию, ослабив ее, и создал «Щит», отражающий силу врага против него же. Это не была магия уничтожения. Это была защитная волхва, но очень хитроумная. Она отражала агрессию и позволяла врагу уничтожить самого себя. И чем сильнее было нападение, тем сильнее была отдача, увеличенная рунами Усиления. Враг пожирал себя сам, уничтожаемый своей же силой. Ксант творил волхву так, как будто давно ее знал.
Черный вихрь атаковал неистово, не оставляя никаких шансов неожиданно возникшему противнику. Это и погубило его. Магия кромешных уничтожила себя сама. Ударившись о защитный щит, вихрь опал словно осенний лист, превратившись в кучу пепла, тут же развеянного очистительным ветром. Дело было сделано.
— Вот и все, — Ксант встал с колена. Голубые глаза светились светом победы. Эрисп ожил. Мертвенная бледность сменилась на здоровый розовый румянец. Он недоуменно посмотрел на Главного ведуна.
— Я что то пропустил? Ничего не помню. — Витязь встал со скамьи и непонимающе посмотрел на присутствующих.
— Энар тебе все расскажет, — ободряюще хлопнул по плечу Ксант. — У меня много работы, — и шагнул к следующему больному, снова отрешаясь от этого мира. Не тратя ни суны он переходил от одного к другому, пока обессилев не рухнул возле скамьи последнего.
Дверь в лекарню распахнулась, на пороге стоял запыхавшийся Васятко. Возбужденный, с огромными глазами, он воскликнул.
— Новый штурм начался! У них в первых рядах какие-то невиданные твари!
Новый штурм. Чеканя шаг, в стройных боевых порядках разворачивались возле стен войска мергулов. Сквозь пелену пыли, поднятую тысячами ног, были видны десятки знамен. Под грохот сотен барабанов и призывную музыку труб, разворачивались черные ряды врага. В первых рядах выстроилось пополнение, полученное из юго-западных стран ойкумены: свирепые хурри, бронзоволикие хаши, высокие чернокожие нуби, коварные моши, а также крепкие коренастые тукришы с северо-востока и карлики с юга, маганы. Все это подневольное воинство вновь образовавшейся пеной вздыбилось над людским морем хафиру и машту. Грязные, оборванные, голодные, пригнанные издалека на убой, все они, понуро опустив свои головы, готовились к смерти. Готовились умереть не за свой народ, город, семью, а за чужеземных захватчиков, уничтоживших их Родину, их святыни, их близких. Готовились умереть рабами, как никому не нужные животные. Где-то вдалеке, в центре этого бескрайнего людского моря, возвышались огромные конструкции метательных машин мергулов, подготовленные ими в последние дни.
— Сколько же их! Теперь хоть можно рассмотреть их получше, — со страхом прошептал молодой стражник, выглядывая из-за крепостного зубца.
— Как устоять против такой силы? — вторил ему еще один совсем молоденький родован, недавно пополнивший ряды защитников крепостной стены взамен погибших.
— Нам не устоять. Их стало больше. — прошептал еще один из новобранцев, в страхе сжимая древко копья, доставшегося ему от старшего брата, погибшего при первом штурме.
Вои заволновались. Страх сковал их волю, и тому была виной не только сила вражеская, но магия, окутавшая крепость. Он проникал в душу, въедался в сознание, наполняя его, не оставляя места мужеству и смелости. Штурм еще не начался, а магия страха наполнила защитников города.
Тут поднял голову старый седобородый родович. Он крепко сжимал свой каменный топор, весь в запекшейся крови.