Признаю себя виновным...

Сказав это, Анвар подхватил на руки Сурайе и закружил ее, легко, как маленькую девочку.

— Сейчас мы пойдем, поднимемся на зеленые холмы, и будем дышать воздухом и будем валяться на траве! Мы нарвем лебеды, мяты, а когда вернемся домой — я буду готовить плов, а мама печь пирожки. И мы напечем столько пирожков, что будем есть весь вечер и все утро, и у нас останется на завтрашний вечер!..

Дети прыгали вокруг них и подпевали отцу: — «Сто пирожков, тысячу пирожков… Побежим сейчас за пирожками в горы».

А через полчаса вся семья уже собралась и, взявшись за руки, пошли по улице.

Когда они проходили мимо правления колхоза — там было оживленно. Стояло две арбы, трактор, собралось человек десять, окружив легковую машину с клетчатым ободком.

— Что это, папа, за воротничек у машины? — спросил Ганиджон.

Хоть сюда и нередко приезжали такси, Анвару стоило немалых трудов объяснить сыну, что это за машина. Но ему и в голову не пришло, что приехавшая на такси пассажирка в недалеком будущем вмешается в его жизнь, и всё пойдет кувырком.

Нет, пока всё шло как и должно быть в солнечное весеннее утро. Какой-то мальчик крикнул из толпы:

— Здравствуйте, Анвар Салимович!

И колхозники, обернувшись к нему и Сурайе, с улыбкой приветствовали их.

— Что у вас тут происходит? — крикнул через улицу Анвар.

Пожилой колхозник ответил весело:

— Праздник! Премируют лучших трактористов!

— А кто приехал из города? — спросила Сурайе.

— Не знаю. Какая-то женщина… Она у секретаря сельсовета…

Ну, что ж, во всем этом не было ничего из ряда вон выходящего. Семья отправилась дальше. Они свернули за дом сельпо и с пыльной улицы сразу попали на яркий ковер молодой травы. Дети побежали вперед, родители еле поспевали за ними. И чем дальше они шли, чем выше поднимались, — тем ярче была трава, тем чаще встречались цветы. Мухаббат сделала венок из тюльпанов и попросила отца нагнуться: «Папа, это я для тебя… Ой, какой ты стал красивый! Вот какую я тебе сделала чалму!»

Перейдя по камням через маленькую бурную речку, Сурайе расстелила прихваченный с собой палас[3], и началась веселая возня. Дети прыгали, взбирались на плечи отца, он кружил их, щекотал, подбрасывал в воздух.

— И маму, и маму тоже, — закричал Ганиджон.

— А, ну-ка, подойдите ко мне все трое! — позвал Анвар. Он обнял жену и детей, поднял и вертел с минуту, так что у всех у них закружилась голова.

— Ой, какой ты сильный, папка! — визжали дети. — Отпусти нас!..

И раскрасневшаяся, помолодевшая Сурайе тоже с восторгом посмотрела на мужа.

— Правда, ты у нас богатырь, — сказала она с улыбкой восхищения.

Да, в тот день Анвар чувствовал себя богатырем. Казалось, скажи ему: «Брось вон тот валун через горы», — и он бросит. Чувство певучего счастья и безмятежной радости, чувство уверенности в себе было в нем так сильно, что Анвар не мог себе вообразить непреодолимого препятствия, не мог представить, что есть на свете люди и обстоятельства, способные омрачить его жизнь.

Потом он лежал на паласе, закинув руки за голову, и медленным взором оглядывал кромку снежных вершин, темные пятна лесов, бурную воду ручья, пестрые луга, — всё то, что, сливаясь в единую картину, создает в человеке чувство бесконечной красоты.

А повернув голову вправо, он увидел долину с черными полосами вспаханной земли, с цветущими садами, с деревьями, вытянувшимися в струнку вдоль дорог, с бесконечными рядами домов. Отсюда всё казалось так хорошо организованным, так мудро сложенным, что душу охватывал восторг перед трудом человека. Легкий ветерок тронул головки маков и тюльпанов, и они нагнулись и слились в сплошной ковер. Ветер взъерошил молодую листву деревьев, собрал все дымы кишлака в одну струю и она, извиваясь, потекла в ущелье, повторяя движение весеннего ручья. Всё блестело, сверкало, переливалось, и такой восторг охватил душу Анвара, что он неожиданно запел, запел без слов…

Дети затихли и немного удивленно смотрели на отца.

— Как хорошо! — сказала Сурайе. — Как хорошо! Кажется, вся очищаешься, и нет на сердце никакого осадка. Не правда ли?

— Да, да, — задумчиво отозвался Анвар.

— Папа, вон там в небе птичка… Какая это?

Анвар еще не успел ответить, как выскочила Мухаббат:

— Жаворонок, — сказала она. — Он всегда поет о счастье. Правда, папа?

Отец не ответил, а мальчик все теребил его:

— Этот жаворонок все кружится на месте. Что он говорит, папа?

— Что говорит? — Анвар очнулся. — Ах, он действительно что-то говорит, этот маленький болтунишка… Ну, что ж, ему, наверное, нравится, что весна разукрасила всю землю цветами и что солнце приятно и ласково греет его крылышки… А еще он, вот как раз сейчас, говорит, что Ганиджон и Мухаббат вместе с папой и мамой вышли погулять и забыли, что обещали нарвать зелени для пирожков… Если они пойдут искать нужную травку, я им помогу, говорит он.

— Как? Как он может помочь, папа? — серьезно спросил Ганиджон.