Признаки жизни

— Это тебе, — сказал он. — Из хороших новостей то, что я освободился на долгий срок и не имею ничего против того, чтобы остаться здесь на некоторое время. Сейчас я осмотрю твою рану.

— А из плохих новостей? — спросил сталкер, отвинчивая крышку одной рукой.

— Надвигается выброс. Так что у нас есть еще одна причина перейти отсюда в подземелье.

Шептун попытался переменить позу.

— Я смогу добраться до спуска? — спросил он. — Просто скажи, смогу ли. Если да, то я пойду.

— Хорошая формулировка. Сможешь, но я тебе не позволю. Рана снова откроется. Я же говорю, лежать тебе надо.

— А как в туалет ходить?

— Стало быть, по первому пункту у нас нет возражений.

Быстрые пальцы Сенатора перебирали содержимое мешка.

— Тут у нас антибиотики. Именно то, что тебе нужно. Проникающее ранение — пустяки. Вот опасность заражения — другое дело.

— Я знаю.

— Я просто напомнил.

Шептун молчал, глядя, как Сенатор вскрывает упаковку с бинтом. Давно сталкер не видал в Зоне столь качественных перевязочных материалов. Он задумался, у кого же Сенатор все это выменял.

— Ты сказал интересную вещь про Доктора, — произнес Шептун. — Все прикидываю, сколько бы заплатил ему я сам. Думаю, что ничего.

— Вот как?

— Да. И Самопал бы не заплатил. И Маркус. Но все мы сделали, вернее, не сделали бы этого по разным причинам.

— Очень интересно, — заверил Сенатор. — Продолжай.

— Самопал попросту ни во что не ценит свою жизнь. Он пальцем не шевельнет, чтобы отплатить за помощь.

— Судя по тому, что ты про него рассказывал, это не вызывает возражений.

— Маркус не заплатит, потому что потребность в помощи у него исчезнет. Только если он почувствует, что Доктор нужен ему регулярно, то поселится в его доме и будет всеми силами демонстрировать свою незаменимость.

Сенатор рассмеялся.

— Да, твой ушастый друг такое может.

— А я не помогу, потому что меня вечно будет что-то останавливать, — закончил Шептун. — В глубине души я буду хотеть быть благодарным. Буду мечтать о миллионе долларов, который смогу подарить Доктору вместе с лимузином. Буду щедр на намерения и готов расстаться с тем, что не имею. Но на деле я не помогу, мне всегда будет не хватать для этого времени. Я не сказал, что не хотел бы этого, просто стараюсь быть реалистом.

— У тебя уже глаза закрываются, — проговорил Сенатор. — Приступ слабости, это нормально. Тебя потянуло на откровенность, из-за которой ты сможешь снова замкнуться в себе. Так что давай сначала вернем тебя в мир здоровых и уже затем поговорим о лимузине.

— Сенатор…

— Что?

— Я не Самопал. Слышишь? Может, я не Маркус, но точно не Самопал.

— Слышу, слышу, дружище. Не переживай. Я никогда не расцениваю как жестокость то, что может быть объяснено банальной глупостью.

Глава 12 Выздоровление

Шептун не помнил, как и когда очутился под землей. Он лишь смутно вспоминал, как что-то тащило его вместе с матрасом по ступенькам, и каждое движение отдавалось приступами глухой боли в позвоночнике. Почему именно там, Шептун сказать не мог. В его голове крутились обрывки знаний о взаимосвязи органов тела и нервных окончаний, и сталкер сам не знал, откуда у него эта информация. Он помнил, как иногда приходил в себя от холода и снова проваливался в забытье. Образ Маркуса был самым теплым во всех отношениях, в моменты тошноты сталкер вспоминал кота, и ему тут же становилось легче.

Временами он открывал глаза, долго глядя в неизвестные своды над собой, не осознавая, где он, и что находится вокруг него. Должно быть, так гибнут в аномалии, когда страх новых ощущений отступает перед их новизной. Никакое событие не может быть страшным тогда, когда оно уже произошло. А что не случилось, то не может причинить большего вреда, нежели страх. Шептун раскалывал на части известный ему мир, фундаментальные базы, собственное прошлое и позволял выводам самостоятельно выстроить для него новые результаты, сформировать свежую вселенную, в которой можно было бы прожить оставшиеся мгновения. Сталкер уже ничего и никого не боялся, он был готов покинуть бренную Зону и улететь за восемнадцать тысяч миров к Всевышнему, чтобы хотя бы узнать, существует ли он.

* * *

До Шептуна доносились запахи сырости, треск костра и кошачье мяуканье. Сталкер не раскрывал глаз, стараясь воссоздать картину по ощущениям, повинуясь внезапному приступу сентиментальности. Душа требовала романтики, и сталкер больше не хотел сопротивляться ее призывам.

Все оказалось примерно так, как Шептун и представлял. Он находился в гигантской каменной нише, похожей на рукотворную пещеру. Толстая водопроводная труба над головой, обросшая многими слоями плесени, красноречиво указывала на то, что это место создала не природа. У костра сидел Сенатор, глядя прямо в его центр — так, словно действительно видел там нечто большее, чем тлеющие прутья. Кот подремывал возле его колена. Перед ним лежала полуразодранная крыса, странным образом вписанная в картину и раздражающая не больше, чем корка засохшего хлеба. Подумаешь, кошачья еда.

— Ты проснулся, — проговорил Сенатор.

— Да, — просипел Шептун. — Давно я здесь?

— Примерно неделю.