Признание этого мужчины

— Я? Нет! Я выпил несколько рюмок, но Джейк накидывался так, словно больше никогда не будет пить. Я практически вынес его из того дома, а потом вся правда вышла наружу. О том, как сильно он ненавидел удушающее влияние родителей, как не хотел ехать в Оксфорд. Мы заключили соглашение. — Он нежно улыбается. — Договорились вместе сказать родителям, что больше не хотим этого делать. Мы хотели принимать собственные решения, основываясь на наших мечтах, а не на том, что могло бы произвести впечатление на слизняков, с которыми общались отец и мать.

Теперь Джесси широко улыбается.

— Он хотел участвовать в гонках на мотоциклах, но это считалось обычным занятием простолюдинов. Безрассудным. — Он закрывает и снова открывает глаза, и свет в них гаснет. — Я никогда не видел его таким счастливым от одной лишь мысли, чтобы взбунтоваться вместе со мной, на этот раз сделать то, что мы хотели, а не то, что нам указывали. А потом он вышел на дорогу.

Джесси не сводит с меня глаз, оценивая мою реакцию. Хочет знать, считаю ли я его виновным.

— Ты не можешь нести за это ответственность. — Я чувствую себя немного разозленной.

Он улыбается и убирает волосы с моего лица.

— Я несу ответственность, потому что я был ответственен за него. Мне не следовало уводить Джейка с идеального пути. А этот тупой идиот не должен был меня слушать.

— Не похоже, чтобы ты его куда-то тащил, — возражаю я.

— Ава, он остался бы жив. Если бы…

— Нет, Джесси. Не думай так. Жизнь полна всяких «если». Что, если бы твои родители не душили вас? Что, если бы вы сказали раньше, что с вас достаточно?

— А что, если бы я стал играл в мяч? — Его лицо непроницаемо. Этот вопрос он задавал себе неоднократно и так и не нашел на него ответа.

Я собираюсь оставить это ему.

— Ты бы никогда не нашел меня. — Чувствую, как от эмоций перехватывает горло. — А я бы никогда не нашла тебя, — шепчу я, сама мысль об этом доводит меня до исступления. По лицу текут слезы. Это немыслимо. Невыносимо. Все происходит по какой-то причине, и если бы Джейк был еще жив, то, не сомневаюсь, жизнь Джесси пошла бы в другом направлении, и тогда мы бы никогда не встретились. Я сказал это, потому что глупая мысль, мелькающая в его безумном сознании, может смягчить мучения.

Он откидывает голову назад и смотрит на мой живот.

— Все, что произошло в моей жизни, привело меня к тебе, Ава. Это заняло целую вечность, но я, наконец-то, нашел свое место.

Я хватаю его руку и прижимаю к своему животу.

— И это место со мной и этими двумя маленькими человечками.

Его взгляд скользит по моему телу, а другой рукой он хватает меня за талию, притягивая вниз.

— С тобой и двумя маленькими человечками, — подтверждает он. — Нашими маленькими человечками.

Реакция Джесси на наши новости теперь понятна, и чем больше он говорит о своих родителях, тем больше они мне не нравятся. Их семью разлучила неразумная необходимость соблюдать приличия.

— А что насчет Амалии?

— Амалия удачно вышла бы замуж и была бы хорошей женой и матерью, и я верю, что ей удалось выполнить свои обязательства. Ведь на приглашении было написано «Доктор Дэвид»?

— Да.

— Значит, все получилось. — В его тоне слышится горечь, которую я не могу не чувствовать.

Я не хочу встречаться с родителями Джесси. В моем сознании складывается образ чопорного английского джентльмена с карманными часами, дробовиком и клетчатыми брюками, заправленными в резиновые сапоги. Должно быть, таков отец Джесси. А его мама? Вероятно, леди в костюме-двойке, с украшениями из натурального жемчуга и плотно поджатыми губами, которая подает чай только в правильном английском фарфоре в соответствующее время дня. Держу пари, это, должно быть, Эрл Грей. Улыбаюсь про себя при мысли об их физиономиях и постоянных проклятиях Джесси. И «Поместья». Джесси, будто выполняя миссию неповиновения, сделал все возможное после смерти Джейка, чтобы компенсировать отсутствие брата. Словно таким странным образом мстил за его смерть. Удвоил количество правонарушений, совершая их за Джейка и гарантируя, что тот не нарушит соглашение. Хотя я молю бога, чтобы мечта Джесси не состояла в том, чтобы стать гедонистическим плейбоем. Однако теперь его интерес к супербайкам понятен.

— Ты стал проводить больше времени с Кармайклом после смерти Джейка?

— Да. Кармайкл знал, в чем дело. Он сам прошел через это с моим дедушкой. — Его ладони скользят по моей спине. — Тебе удобно?

— Да, нормально, — быстро отмахиваюсь от его беспокойства, желая, чтобы он продолжил.

— Это было облегчением. Я избегал ежедневного напоминания о том, что Джейк больше не со мной, и отвлекался на работу, которую дядя поручал мне в «Поместье». — Он немного сдвигается. — Уверена, что тебе удобно?

— Мне чертовски удобно! — Я щипаю его за сосок, и он смеется. Это хорошо. Ему легко делиться этим со мной.

— Ей удобно, — повторяет он.

— Да. Какую работу ты выполнял?

— Всю подряд. Собирал посуду в баре, подстригал газоны. Отец бесился, но я не позволил ему остановить меня. Потом мне объявили, что мы переезжаем в Испанию.

— И ты отказался ехать.