— Узнали! Как ваши дела, Борис Анатольевич? Вы получили мой сюрприз?
— Получил!
— Ну и как он вам? Не правда ли впечатляет и… заставляет задуматься над тем, насколько хрупка человеческая жизнь?
— Да уж, впечатляет. Не пойму только, зачем вы убили Дольского?
— Нет, Борис Анатольевич, это не я, это вы, ваше упрямство и ваша недооценка серьезности положения заложников убили господина Дольского. Я стал лишь оружием в ваших руках!
— Что с моей дочерью?
— Условия содержания, по понятным причинам, весьма жесткие. Валентина Борисовна вынуждена почти все время проводить в яме. О каких уж тут условиях можно говорить. Но жива, здорова, пока еще в своем уме. Питание скудное, лепешки да вода, но опять-таки во всем этом виноваты лишь вы один. Ваше ослиное упрямство.
Туркин потребовал:
— Я хочу поговорить с дочерью!
Исмаил-Хан усмехнулся:
— Объяснимое желание. И я, пожалуй, пойду вам навстречу, но только после того, как вы сообщите мне о том, что у нас насчет перевода денег на мои счета?
— Я переведу указанную сумму на ваши счета. В ближайшие сутки. Уберите дочь из ямы, обеспечьте ей нормальные условия.
— Ну сутки, скажем, она потерпит, а как только деньги поступят на счета и я сниму их, так отправлю Валентину в Россию. Питание будет улучшено. Я рад, что в конце концов вы приняли правильное решение. Надо было сразу соглашаться на все мои условия, и тогда жил бы Дольский, и ваша дочь уже находилась бы дома.
— Я не мог раньше перевести деньги!
— За что и поплатились. Впрочем, какое вам дело до какого-то нищего оператора? Но ладно, жду перевода и еще раз предупреждаю, если до меня дойдет хотя бы слух, что вы там в Москве собираетесь обмануть меня, ваша дочь тут же погибнет. Это все. После получения денег я свяжусь с вами, и мы обсудим порядок и способ переправки Валентины в Москву. До свидания, господин Туркин.
— До свидания, Исмаил-Хан!
Хозяин крепости отключил телефон, бросил трубку на топчан. Взглянул на Дамири, также отложившего в сторону динамик:
— Ну что, Омар, каково твое мнение по поводу поведения Туркина?
— Слишком уж он спокойно разговаривал с тобой. И о выкупе говорил как о чем-то несущественном.
— Да что для него какие-то миллионы, если он ворочает миллиардами.
— Много денег, как ты, Абу, знаешь, не бывает, и, как правило, чем богаче человек, тем он жадней. Но, в принципе, ты прав, он смирился с мыслью о том, что придется расстаться с определенной суммой. Дочь для него, видимо, дороже.
Исмаил-Хан спросил:
— А как насчет того, связан ли Туркин с ФСБ?
— Не знаю, не знаю! Если тебе удастся свободно снять деньги со счетов, то не связан, если же… не знаю. Сейчас я уже ничего не могу утверждать.
— Все будет так, как я задумал, Омар! Не сомневайся!
— Я только порадуюсь за тебя!
Хадрияр доложил, что шашлык готов.
Исмаил-Хан приказал подать кушанья.
После шашлыка араб поторопил Дамири:
— Я хотел бы взглянуть на товар!
Исмаил-Хан крикнул помощнику:
— Хаджи, передай Натанджару, пусть выведет во двор пленницу!
— Слушаюсь, саиб!
Валентина с трудом поднялась из ямы по веревочной лестнице, стрессовое состояние и голодовка ослабили ее организм, но Туркина еще держалась. Во дворе, выйдя из темного бункера на залитую солнцем улицу, Валя поднесла руки к закрытым глазам. Затем опустила их. Привыкнув к свету, посмотрела на троицу, восседавшую на топчане. Обратила внимание на мужчину в арабской одежде. Тот пристально и изучающе осматривал ее, словно раздевая взглядом. Женщина машинально прикрыла грудь и поправила одежду. Араб между тем встал, подошел к Туркиной. Обошел ее, присел, рассматривая икры ног. Поднялся, провел рукой по волосам. Валентина тут же дернулась в сторону, но араб не дал ей сдвинуться с места, захватив в кулак пучок белокурых волос. Впрочем, он тут же отпустил ее. Отошел, еще раз посмотрел на фигуру женщины, повернулся к топчану:
— Достаточно! Можете увести ее!
Исмаил-Хан подал рукой знак коменданту, и тот вернул Туркину в бункер.
Араб вернулся на место. Дамири спросил у него:
— Ну и как товар?
Наваф аль-Тальхуб ответил:
— Товар неплохой. Но и не дорогой. Возраст. Была бы она моложе…
Дамири воскликнул:
— Так твой хозяин Аль-Банар как раз и заказывал блондиночку лет двадцати пяти. А нашей даме и есть двадцать пять лет.
Араб пожал плечами:
— Я сказал то, что думаю. Мне нужны фотографии этой женщины! Голой, в разных ракурсах, вы понимаете меня.
Исмаил-Хан подозвал Хадрияра, что-то сказал ему на ухо. Физиономия помощника расплылась в довольной, похотливой ухмылке:
— С удовольствием, саиб! Я немедленно займусь этим!
— Фотографировать в бункере, подведя туда дополнительное освещение от генератора дизеля.
— Все сделаю в лучшем виде, саиб!
— Ты только смотри, Хаджа, женщину не трогать! Ты понял, о чем я?
— Понял саиб. Жаль, конечно, но я все понял!
Валентина удивилась, что ее осматривал араб. В голове билась мысль — зачем? Почему? Кто он такой и откуда взялся здесь? Еще больше она удивилась, когда охранник преградил ей путь к яме, приказав на ломаном русском языке:
— Стоять! Твоя ждать! Твоя еще не все сделал!