Признание разведчика

Очень напряженно советская разведка работала накануне встреч глав правительств в Тегеране, Ялте и Потсдаме, чтобы получить сведения о позиции США и Англии по вопросам, намеченным к обсуждению на предстоящих совещаниях. В Англии с этим справлялась хорошо известная сейчас «пятерка» во главе с Кимом Филби. Удавалось добыть требуемые секретные материалы и нашей резидентуре. Вначале на встречах в верхах главными были вопросы открытия второго фронта в Западной Европе, оказания помощи СССР по ленд-лизу, а затем вопросы послевоенного устройства в мире.

Думаю, что внешняя разведка органов государственной безопасности СССР, и в частности, нью-йоркская резидентура, во время Великой отечественной войны внесла свою лепту в разгром фашизма, способствовала выработке оптимальной политической линии в отношениях с США и Англией, помогла нашим ученым и инженерно-техническим специалистам в кратчайшие сроки создать мощный военно-экономический потенциал нашей Родины.

2. Долгое плавание

В мае 1946 г. Центр уведомил резидента, что через три месяца я буду отозван в Москву и что моему сменщику уже оформляют выездные документы. Зина и я были очень рады этому. Мы заблаговременно начали собираться, заботясь прежде всего в шестимесячной Наташе, нашей дочурке.

В то время никакой техники с собой наши сотрудники домой не привозили: телевизоров и магнитофонов еще не было, холодильники только появились и были нам не по карману, об автомашинах никто и не думал. Учитывая тяжелое положение в стране, брали с собой главным образом продукты — муку, сахар, крупы, сливочное масло, консервы, а также отрезы на костюмы и платья, обувь для себя и в подарок.

Ради экономии валюты советское правительство не разрешало своим командированным гражданам добираться на иностранных трансатлантических лайнерах, а предлагало пользоваться советскими торговыми судами. В середине августа в Нью-Йорк прибыл пароход «Старый большевик». Через день в генконсульство пришел капитан, мой старый знакомый — Иван Иванович Афанасьев.

Узнав, что я собираюсь домой, он предложил мне места на «Старом большевике», который будет первым судном, направляющимся в Ленинград. До этого суда в город на Неве не ходили, так как Финский залив очищали от мин.

Наступил час отплытия. Буксиры вывели «Старый большевик» в океан. Пароход имел водоизмещение не более 10 000 тонн. Он вез трубы для первого в СССР большого газопровода Саратов-Москва. Трубами были забиты трюмы, они лежали пирамидами на палубе. Первую неделю плавания все чувствовали себя хорошо. Мы с женой много говорили. Как хорошо, если бы нам дали комнату! В трехкомнатной квартире у моих родителей площадью всего 24 кв. м. размещались семьи двух братьев, две сестры, мама и бабушка. Такое же положение было и у родителей жены. Иметь комнату со всеми удобствами стало нашей голубой мечтой. Получить такое жилье в послевоенной Москве было чрезвычайно трудно.

Неожиданно наше спокойное плавание кончилось. После обеда я обратил внимание, что моряки на палубе в который раз тщательно проверяли крепление труб, лебедок, шлюпок. Я спросил боцмана Петра Тимофеевича, чем вызван аврал?

— Разве тебе не сказали? Приближается сильный шторм, он дойдет до нас часа в 22.00–23.00. Иди в каюту и закрепляй свои вещи, — ответил боцман.

Перед ужином мы с женой и дочкой на руках вышли на палубу. Темнело. Океан по-прежнему оставался спокойным. Небо покрыли темно-серые тучи. Лишь далеко на западе светила оранжевым мутным светом нижняя половина диска солнца, верхнюю затянули облака. Создавалось впечатление, будто в небе висела большая матовая полусферическая люстра, от которой на гладь океана отсвечивали желтые лучи. Кругом было сумрачно.

Во время ужина все притихли. Неожиданно налетевший порыв ветра обдал всех мелкими брызгами. Кто-то сказал:

— Начинается.

Началась схватка «Старого большевика» со свирепой стихией. Временами судно, используя мощь своих машин, натужно карабкалось вверх на набегавшую волну. В эти секунды корпус его дрожал от перегрузки. Что-то потрескивало, передвигалось по палубе, в каютах. Порой казалось, что судно не выдержит и развалится на части. Потом, забравшись на вершину «девятого вала», судно на мгновение как бы останавливалось, облегченно вздыхая, а затем, сорвавшись с гребня, со страшным грохотом падало в морскую пучину.

Такая изматывающая качка — медленный подъем судна на гребень волны и затем стремительное с грохотом падение — продолжались всю ночь.

Самочувствие было скверное. Многих мучила морская болезнь. В течение ночи, держась за поручни, мы несколько раз выходили, чтобы привести себя в порядок и умыться. И только малышка Наталья спала беспробудно. Качка измотала нас весьма основательно. Около шести утра забрезжил свет, и мы в иллюминатор могли увидеть, что творится в океане. Пришла официантка, пригласила на завтрак, сказав, что в качку обязательно надо есть и лежать в постели. Шторм продолжался, но стал как-то меньше на нас действовать: то ли затихал, то ли мы к нему привыкли.