Признание. Стихи

Полуувядшие кокетки:
Бороздки острые у губ,
Не расчехляются ракетки,
За шкаф упрятан хула-хуп.

Сбрехали, стало быть, цыганки,

Сошел туман с туристских троп,
И о театре на Таганке
Иссяк великосветский треп.

Как вы хулили и хвалили!

В глазах безуминки огни.
Но что Пикассо, где Феллини?
Предательски не помогли.

Жить, вспоминая и итожа,

Жестокий, в сущности, закон.
А он, опора и надежа,
Друг, утешитель, что же он?

Он вдруг смекнул, что скоро в ящик,

И сумрачен, как троглодит,
Он на дразнящих, на летящих,
На тонких девочек глядит.

Еще он хватит с ними горя,

Зато сегодня — горячо!
Ходи земля, раздайся море,
Он потягается еще!

А вы? Возвысьтесь и простите,

Руками в тишине хрустите,
Ведите дом, детей растите,
Скажите тихие слова:
«Ну да, конечно». Черта с два!

Сорокасильные моторы

Запели в боевых грудях:
И вертихвостки и матроны —
Ораторы на площадях.

Разбудоражены все дали,

Все родственные очаги,
И до отказа все педали,
Рубильники и рычаги.

Расседлан и неосторожен,

Разнузданный, пасется он.
Но — заарканен и стреножен,
И посрамлен, и возвращен.

Он в рюмку узкую глядится,

Беседует полумертво,
И солнце красное садится,
Как и встает, не для него.

О, как потерянно и тихо

Вы шепчете, отбросив спесь:
«Ну, хорошо, но где же выход?»
А кто сказал, что выход есть?

70-е

«Обмылок, обсевок, огарок…»

Обмылок, обсевок, огарок,
А все-таки в чем-то силен,
И твердые губы дикарок
Умеет расплавливать он.

Однажды добравшись до сути,

Вполне оценив эту суть,
Он женщиной вертит и крутит,
Уж ты ее не обессудь.

Ей плохо. И надо забыться

И освободиться от схим
С чинушею ли, с борзописцем
Иль с тем шоферюгой лихим.

Иль с этим, что, толком не глянув,

Рванулся за нею вослед.
Он худший из донжуанов,
Да, видимо, лучшего нет.

И вот уже дрогнули звенья:

Холодный азарт игрока,
И скука, и жажда забвенья,
И темное чудо греха.

60-е

«Когда я стану плохим старикашкой…»

Когда я стану плохим старикашкой,
Жадно питающимся кашкой,
Больше овсяной, но также иной,
То и тогда позабуду едва ли
Там, на последнем своем перевале,
Нашу любовь в Москве ледяной.

Преувеличиваю? — Малость.

А что еще мне в жизни осталось?
А вот что в жизни осталось мне:
Без тени преувеличенья
Изобразить любви теченье —
Коряги, тина, мусор на дне.

60-е,70-е

«Чему и выучит Толстой…»