Признание в любви

После долгого пожимания рук, особенно Ире, зазвучала музыка сиртаки. Фильм «Грек Зорба» смотрели все. Пожарников поставили по одной линии боком друг к другу, руки на плечах, Иру с краю, головы повернули в её сторону. Короткий инструктаж. Медленным темпом – шаг в сторону, приставляем ногу сзади и слегка приседаем, вышли на середину, «к огню». Всплеск музыки, как тогда пламя, и мы в быстром темпе, вскидывая и выпрямляя ноги, «топчем» его: влево – вправо, вперёд – назад. От дружных хлопков под каждый шаг, конечно, Ирин, потому что не у всех слаженно, а у неё красиво, в ушах звенит. Музыка меняет темп, мы, таким же манером, уходим к столу и возвращаемся обратно.

Второй выход выглядит отлично. Тот, который пытался поднять колонну, норовит присоединиться, встал, потёр ладони, но ему не дали: «Сядь, опять испортишь».

Хозяин вручил Ире коробку с бутылкой узо. Метрдотель вспомнил Некрасова: «От греческих мужчин русской женщине – которая „в горящую избу войдёт“».

Уезжаем, за рестораном чернеют обманутые столбом стволы сосен, обнимать стало нечем. В автобусе активный, где не нужно, турист на своём месте: «Ирина, где вы танцуете?» Мы, как всегда, держимся за руки – нас ничто не разлучит.

На следующий день новый гид, Надежда, из Воронежа: «Снаряд не может дважды попасть в одну воронку». (Возникла неприятная ассоциация – «бомбить Воронеж»). Приехала она сюда к подруге, ставшей уже местной, в гости. Визу просрочила, решилась остаться, – будь что будет. Ире интересно:

– Довольна?

– Да. Дома закончила художественное училище. Зимой заказы по рекламному оформлению, в сезон с вами.

– А родители?

– Наведались в гости. Считают, что я тут, как сыр в масле катаюсь. Мама всё оценивает критично, в том числе свою фигуру. Спрашиваю у неё: «Что дома?» – отвечает одесским анекдотом. – Софа, как дела? – Полная жопа – А что, кроме проблем с фигурой, ничего нового?

– Мама с юмором, в городе все такие? Поэтому и назвали воронежский сыр «Надеждой»?

– Им ничего другого не осталось.

Есть люди – люди мечты. Они достигают её своей жизнью, вызывая добрую зависть. Я не о Надежде – о Шлимане. Мы в Микенах, бронзовый век, второе тысячелетие до новой эры. На невысоком скалистом холме циклопические стены крепости, жилые помещения, усыпальницы, всё из камня. Гореть нечему. Строили «навсегда». Мы вспомнили, конечно, и другую «здешнюю» историю, самую древнюю историю о любви, рассказанную Гомером. Про небольшой мост из каменных глыб ещё того времени Ира добавила: «Это не куча камней, а арочная конструкция с распределённой нагрузкой на опоры; сейчас по сопромату изучают».

В гробнице Агамемнона наш турист рассуждает: «Людям проще было – не нужно обдумывать решения, их принимали боги. Нас учили другому, и я в Бога не верю».

Вместительный ресторан, без него никуда. Разноязычный галдёж. На его фоне не сразу уловил непривычное ощущение – слегка покачивает, а не с чего: вчерашний вечер, как у нас говорится, прошёл впустую. Большая люстра в центре тоже слегка покачивается, люстры по бокам, которые поменьше, – побойчей, в такт позвякивают подвесками. Под ногами начинает подрагивать пол. В зале лёгкая паника.

Немка отрывает от еды большого ребёнка и тащит на улицу, тот вопит, ну точно, сигнал трубы – отход! Туристы подчиняются, нестройными рядами, поглядывая на потолок и пригнувшись, покидают заведение. В дверях никто никого не пропускает. Метрдотель, при полном параде, встал в центр зала, голос не дрожит, в отличие от пола, пытается остановить: «Господа, не волнуйтесь, такое часто бывает, ничего страшного, сейчас закончится».

Люстры тем временем продолжают сильнее раскачиваться, пол трястись, бокалы звенеть, клиенты убегать. Мы, русские, сидим. Греки-официанты подтянулись к шефу. Переглядываются. Ждут. Ждём и мы… Что? Рухнет или нет? Убеждённость в статистику или надежда на «авось», вера у нас с ними одна. Кто-то из наших не надеется и выскакивает наружу. Атеист, который ни во что не верил, крестится. «Подожди, гром ещё не грянул», – напоминает ему пословицу Ира. А я смотрю по сторонам: бежать или можно куда спрятаться, если начнёт валиться? Сбоку широкая ниша в виде арки. Пересаживаю Иру на моё место – отсюда до неё ближе. Продолжаем сидеть. Может зря?

Тянутся долгие секунды. Какие они медленные, чёрт возьми, всегда торопились (действительно, чёрт к месту). Ира взглядом показывает на часы – проверяем теорию относительности. Хорошо, что бокалы пустые, а то бы упали. Попрыгали, попрыгали ещё, позвенели и успокоились, вместе с нами, оставшимися. Вышедшие и выскочившие, теперь наоборот – вначале выскочившие, с опаской вернулись, греки разошлись по рабочим местам. Мы первым делом разлили по стойким бокалам, подняли их, поднялись сами и выпили до дна. Доели и уехали раньше иностранцев. В автобусе радостное недовольство: «Говорили, что „дважды не бывает“». Ира выручает Надежду:

«Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся»,
Кто из него воды напьётся,
А кто-то может дуба дать.