Вечером приносят телеграмму. Вертолёт с руководством разбился. Лечу на похороны. Возвращаюсь, Ира утыкается в меня со слезами: «Если бы ты полетел… я бы не пережила». Утешаю. Причины аварии так и не установили.
Не могут же все проекты так заканчиваться. Продолжили важную тему. Заводу «Арсенал» ставили программное обеспечение для персональных компьютеров, он делает спутники серии «Космос». В США для изучения земной коры используют спутники. Почему у нас нет? Ира разыскала нужные контакты, получили от американцев предложение. На заводе довольны: не нужно возиться с разработками. Я лечу в Академгородок не только к друзьям выпить, но и в институт геологии и минералогии, показать им новые возможности. Те ухватились двумя руками – давайте быстрее. Подписали письмо у председателя СО АН СССР о необходимости такой аппаратуры. На заводе подготовили документы об установке на наши спутники американской электроники. Пытаемся получить разрешение в министерстве, ездим туда.
Я должен был вернуться утром, как обычно, а вечером по телевидению показывали события в Москве: Белый дом, толпа штурмует Останкино, разъезжают отряды с оружием, кое-где стреляют – неспокойно и небезопасно.
Днём приезжает к нам Игорь, один из руководителей «Арсенала», за бумагами. К тому времени мы дружили семьями. Где Борис? И началось. Они на вокзал, в милицию. Может быть меня задержали (подписали и выпили лишнего?) Игорь – уважаемый человек, не дожидаясь трёх дней, стали разыскивать. Повели их в «обезьянник», решётки, соответствующая публика. Не нашли, Ире уже стало плохо. Дальше – больше, проверили списки: среди убитых нет, стали запрашивать Москву. И там нет. Объясняют: данные не полные. Лучше ей не стало. Вернулись домой, не знают, что делать. Игорь ходит на почту звонит в Москву, те не в курсе.
Возвращаюсь я уже вечером – не уехать было никак. Ира лежит, глаза мокрые, рядом сидит мама, пичкает сердечными лекарствами. И тут я, весь в белом: «Что случилось?» – «Обещал приехать утром – там стреляют… ты вечно лезешь туда, куда не следует… я же знаю». Получаю от Игоря (на кухне): «Телеграмму почему не дал?! Не о себе пора думать».
Прошло не так немного времени, звонок, голос жены Игоря, ничего не могу разобрать: «… вспомнила только ваш номер, машина, авария …Игорь, сердце». Никольский собор, отпевание, похороны всем заводом. Мы принимаем соболезнования, как одна семья. Что нам с Ирой удалось – выхлопотать ему последнее место на Земле, на Волковском кладбище, недалеко от литераторских мостков …Он в шутку об этом говорил.
Игорь хорошо пел, брал гитару, садились по привычке на кухне, начинали с песни «Сентябрь» Александра Дольского:
Закончился. Ира смотрит куда-то за меня, глаза мокрые, в них тоска. Что она будет вспоминать обо мне? Опять утешаю, пока я тут.
Мы не захотели больше «сворачивать горы», а проект в итоге не согласовали, помешала секретность. Иру позвали в пенсионный фонд, на простую должность, на спокойную работу. Сначала так и было. Но и там она не осталась незамеченной. Стали повышать и повышать. Спокойствия не добавилось. А что со страной? Она захватила с собой то, из-за чего, собственно, и развалилась, – главное наступательное оружие, как тогда говорили, – грабли. Результат будет очевиден, к сожалению, не всем. Простым людям, кто хочет сберечь руки чистыми и душу светлую, для нас это, как в математике, – необходимое условие, нужно следовать Бродскому: «Если выпало в империи родиться – лучше жить в глухой провинции у моря».
Архитектура – это мироощущение. Если она того стоит, то – удовольствие. Рядом легче дышать, по-другому смотришь на мир. Точно сказал Шлегель – застывшая музыка, одна мелодия ярче другой, мелодии душ тех, кто строил. Ею особенно наслаждаешься, когда рядом любимый человек, тогда «счастливые часов не наблюдают». Часы не про нас – про тех, кто влюблён. Кто действительно любит, тот не замечает лет. Годы прошли мимо, почти не трогая нас внешне, они обогатили души.
Виктор с Марком Барбакадзе занимался составлением и изданием многотомной «Антологии самиздата». По писательским делам часто бывал в Центральном доме литераторов, там они с Ирой встретили Булата Окуджаву. Разговор с поэзии перешёл на жизнь. Виктор надеялся, что в перспективе страна в конце концов выберется. Поэтическое ощущение будущего у Окуджавы, как и бывает у таких людей, прозорливее. Ира поддержала его предсказание о нравах следующего поколения.