Признание в любви

В Мечниковской больнице, в храме, молил я Бога взять меня вместо любимой, отдать её болезнь мне. Господь не берёт, он даёт. Двадцать пять лет назад дал мне Бог дар, он обязывает, – возможность сделать счастливым одного человека… и он был счастлив; но я его потерял. Тогда Бог и выполнил мою мольбу, врачи подтвердили: дал то, что я просил. Сказали: иммунитет ослаблен. Иммунитет нужен, чтобы защищать. Защищать меня стало незачем, и он ушёл. У отца не так, ему было под девяносто, когда он бодро отвечал на вопрос о здоровье: «Всё хорошо – болезни протекают нормально» – и звал меня выпить за это.

В клинике торопят на операцию, я откладываю. Когда судьба предложила мне поменять приоритеты – я принял. Разве что-то может заставить их изменить? Забота о любимом человеке выше, теперь забота о сохранении памяти о нём. Врач не понимает отсрочку, но соглашается – дописывайте скорее, не тяните.

12 Февраля.

Написал. Перечитать не получилось, слёзы не дали. Отправил.

Сон. Танцуем сиртаки. Ирочка ведёт, я – следом. Зрителей много, все в такт ей хлопают, и все лица знакомы… Проснулся: выходит, что это нужно только близким людям?..

Красненькое. Солнца не было и, по прогнозу, не будет. Всё занесено, похоже, из посетителей я один. Нужно дойти, сказать Ирочке, что я закончил. Колючие снежинки сбивают с дороги и хотят оторвать от земли.

– Ира, Ирочка, Ирина, –
Был, как все, я пилигримом.
– Кем сейчас стал? – ты спроси.
Вместе души мы несли,
Но они вдвоём взлетели,
Как февральские метели
К Богу, в небо, вместо снега.
Я молил его: «И мне бы…»
Что теперь нести – не знаю.
Подошёл к твоей могиле,
Для меня здесь двери рая,
Ангелам скажу, как жили,
Пусть сегодня открывают.

12 Марта.

Завтра операция, меня не отпускали на Красненькое. Ушёл. Серые тучи, чёрные деревья, белый снег. Он идёт и идёт. Старый клён у оградки собирает его ветвями. Как мы с Ирой делали. Теперь падает на непокрытые головы. Никто не стряхивает. Слова друзей: «Ира ушла год назад… на самом деле она с нами». Я молчу, то, что нужно было сказать ей тогда, – не успел; сейчас поздно. Яркие цветы и мои белые хризантемы – чистый свет моей любви, нашей любви, на белом покрывале Ирины. Каким и было наше счастье. Было. Со мной её умоляющие глаза.

Бог остановит стрелки часов,
Все проходят, и мы пройдём
Эту черту – границу миров.
Никто не знает, слышат ли там,
Отсюда идущий зов.

Снимет судьба подвенечный наряд –
Жизнь растворится во мгле,
С этой черты не вернуться назад.
Самый тяжёлый груз на земле –
Любимой последний взгляд.

Пришло пространное заключение судебной медицинской экспертизы: были незначительные нарушения, но лечение, в целом, правильное. На вопросы «Почему сразу не оперировали?», «Почему отправили делать то, что невозможно?», «Почему не назначили химиотерапию?» не ответили. Суд решил, что никто не виноват. Клиники у нас государственные, эксперты государственные, суд государственный… и я – простой гражданин, который их содержит.

Наши медики за гробом не ходят.

В горшке с землёй появился росток, я думаю: авокадо.

Голос: «Осторожно… двери закрываются». Спасибо, тут предупредили. Придерживаю рукой, чтобы войти, – мне нужно ещё многое успеть, я Ирочке обещал.

* * *

Голос

Одуванчиков пух,
Невесомый на слух,
С рук взлетел исполнять свою роль,
Только твой лепесток
В саван лёг между строк,
Но словами не выразить боль.

Голос твой, он со мной,
Эха нет за спиной
От зовущих из памяти слов,
Что связало с Тобой,
Не уносит судьбой
Из юдоли и призрачных снов.

Проторил мне Иов
Стёжку в море цветов,
Незабудками выстелив след,
Несогнувшийся дух,
Одиноких пастух,
Гонит стадо оставшихся лет.

Без тебя мир пустой,
Под могильной плитой
В холод мрамора прячутся дни,
Допылает закат,
Породнившийся брат,
С моим сердцем сгорит от любви.

Следы любимой