Признание в любви моей собаке

Кристин Ламурё Признание в любви моей собаке

Памяти Ироко

Пролог

Брюссель, ноябрь 2005 года

Как всегда утром, Ироко прыгнул к нам на кровать и навалился на нас всем своим весом. Гладя его, Вернер, мой муж и его хозяин, вдруг замер от острой боли в печени.

Уже два месяца его врач лечил его от метеоризма. У него нет времени, чтобы сделать рентген или пройти полное обследование. Слишком много работы.

Через два месяца Вернер узнает, что у него рак с метастазами в печени, размером с органы.

Через десять месяцев он умрет.

Париж, май 2010 года

– Прыгай, прыгай!

Но вот уже несколько месяцев, как Ироко больше не прыгает к нам на кровать.

– Иди, иди сюда!

Но он не идет. Он ложится на пол и глубоко вздыхает.

Через два месяца я узнаю, что у него рак поджелудочной железы.

А через две недели после этого я положу конец страданиям Ироко.

Одиннадцать лет жизни

Я была замужем пятнадцать лет. Пятнадцать лет под одной крышей, в той же комнате, в той же постели.

Сколько времени на самом деле я провела вместе со своим мужем? Мало. Если считать часы, то от силы несколько месяцев.

Ироко прожил одиннадцать лет. Я разделила с ним одиннадцать лет его жизни. И столько же с моими детьми.

За эти одиннадцать лет я была с Ироко и днем и ночью. После его смерти я ощущаю пустоту всем телом. Мне все время не хватает Ироко.

Ироко помог нам мужественно пережить смерть Вернера, утрату отца.

С Ироко и моими сыновьями, Пауло и Клаудио, мы образовывали четырехугольник. Теперь мы образуем треугольник. Эта фигура мне кажется менее устойчивой.

Я любила своего мужа и свою собаку. Я пережила смерть мужа, но не могу прийти в себя после смерти моей собаки.

Я дорожила любовью собаки. Абсолютная, верная, непреходящая любовь. Глубокая и безмятежная любовь.

Я бесконечно, беззаветно, самозабвенно любила Ироко, не рискуя быть разочарованной, без эго, без притворства.

Любовь к мужчине пугает меня.

Любовь к людям, даже к детям очень хрупкая. Любовь к Ироко была крепкой, нерушимой, верной, организующей.

Ироко научил нас наслаждаться настоящим моментом. Ироко был моей опорой, моим фундаментом, моим краеугольным камнем.

Я с головой окунулась в эту любовь и теперь мне мучительно грустно. Мое сердце источает потоки слез.

– На, Ироко, слижи эти крохи слов, как горячие тосты с маслом и медом, которые мы делили с тобой каждое утро.

Как сообщить Вам о смерти

Париж, 16 июня 2010 года

Сегодня среда. Я звоню Клаудио, он в гостях у своего друга.

– Я заеду за тобой через пять минут.

– Мама, Ироко проснулся?

– Нет, дорогой. Он… Он умер.

Клаудио, мой младший сын, садится в машину рядом со мной, я глажу его руку. Мы едем по авеню Моцарта.

Клаудио спрашивает о Пауло, как Пауло всегда спрашивает о Клаудио.

Потому что смерть отца научила их состраданию, ему лучше всех известно о почти синкретичной привязанности Пауло к его собаке.

Его первая мысль о брате:

– Ты сказала об этом Пауло?

– Нет еще…

Впервые, в первый раз за свою юную жизнь он – старший.

Я останавливаюсь перед нашим домом.

– Пойди, сходи за гитарой и скажи Пауло, чтобы он пришел.

Я нехотя звоню Пауло:

– Иди, иди скорее, я жду тебя в машине, на улице.

– У тебя есть новости? – спрашивает меня Пауло.

– Да.

– Ну что?

– Ну… Ироко умер.

Почему я не вышла из машины? Почему не прошла три метра, чтобы сказать ему это в лицо?

Почему не обняла его, плача.

Мы не в кино.

Пауло выходит и, пошатываясь, идет к машине.

Я хотела выйти, чтобы обнять его, но мое тело меня не слушалось. Я в оцепенении продолжала сидеть в машине.

Клаудио сел на заднее сиденье, на место младшего, уступив Пауло переднее сиденье.

Мы втроем в машине. Никто не плачет, все молчат.

Через час Пауло будет у стоматолога, Клаудио на уроке игры на гитаре.

Обычная среда.

Париж, воскресенье, август 2006 года

Сегодня прекрасный день. Я «забираю» своих детей у матери. Они провели десять дней за городом под присмотром моего брата и невестки.

В своей скорлупе.

Десять дней нормальных каникул в жизни, которая была так мало на нее похожа последние десять месяцев. Десять месяцев, как их отец болен раком.

Клаудио и Пауло красавцы. С румяными щеками. Они посвежели и стали спокойнее.

Их отец умер два дня назад.

Но они еще этого не знают.

Мне пришлось остаться вдали от них, чтобы решить административные проблемы и организовать похороны. Настоящее хождение по мукам.

Потом начались другие проблемы в обратном отсчете времени.

По радио передали сообщение о смерти их отца. В газетах появились статьи и заметки. Я боялась, очень боялась, что они узнают об этом в дороге…

Я привезла их в Люксембург, мы взяли три стула и сели в кружок.

– Ну вот…

Помню это жалкое «Ну вот».

– Я … Я…

Все, что угодно, кроме этой манипуляторной фразы: «Мне надо Вам кое-что сказать».

Я повторила:

– Ну вот…

Они молчали.

Я знала, что в глубине души они знали. Но я должна была это сказать, чтобы им не пришлось задавать вопросы.