А не кажется ли вам, что через двадцать лет какой-нибудь белый из Конакри, рассказывающий истории вроде тех, которые я тут поведал, будет выглядеть этаким осколком древности?
Не покажется ли трогательным, устарелым, старомодным нынешний нелепый клерк в сиреневом или фиолетовом костюме, с курчавыми волосами, которые он каждое утро отчаянно разглаживает в течение часа, исполненный простодушия и высокомерия?
Он толкается, садясь в трамвай, и по каждому пустяку пишет письма в Лигу Наций.
Это взрослый мальчик, мальчик в переходном возрасте! Он недавно спохватился, что стал взрослым, и ликует, демонстрирует свою взрослость, во что бы то ни стало желая ее доказать.
В джунглях еще живут негры-младенцы, готовые забавляться старой коробкой из-под сардин и курить всей деревней одну сигарету.
А в городах негры-подростки забавляются галстуками, пишущими машинками и парусиновыми туфлями. Они даже начинают поигрывать в политику, а потом мчатся в деревню продемонстрировать младшим братьям, как много они узнали и сколь многого достигли.
Что такое Конакри? Город-подросток, отроческая нескладность, отроческая прыщавость.
Появилось несколько автомобилей, есть железная дорога, проектируется трамвайная линия – почему бы не покричать о техническом прогрессе? Среди деревянных домов и крытых листьями хижин есть несколько зданий из бетона – разве это не повод для ликования? Всем приходится носить пристежные воротнички – так не пора ли стенать об ужасах цивилизации?
Да нет же! Здесь пока еще, как и в большинстве африканских городов, совершается переход от детства к зрелости. Клерк в костюме из «Нувель-Галери» толкает локтем в бок негритянку, на которой надета только набедренная повязка из травы. Взрослых негров можно пересчитать по пальцам. И совсем немногие из них способны тягаться с белыми.
Не над этой ли благословенной, живописной, переливающейся всеми цветами радуги эпохой будут завтра умиляться поэты?
Ведь завтра негр сменит костюм цвета резеды на черный и, полный достоинства, безукоризненный, будет заседать на международных конференциях. А этот лейтенант-туземец, который так гордится своими галунами и призами за стрельбу, станет, быть может, генералом. И не нашего государства, а своего!
Негры – это подрастающие дети. Нагие жители джунглей завтра нарядятся в набедренные повязки или штаны. Рабочие обзаведутся водительскими правами. Неловкие подростки станут взрослыми.
И чем они помянут нас тогда? Поблагодарят ли за железные дороги, каждая шпала которых стоила человеческой жизни, за банки, которые платят им бумажными деньгами, хотя не секрет, что в хижине бумажные деньги портятся, и неграм приходится менять их на монеты из расчета пять франков к трем?
Сочтут ли они нас благодетелями Африки за то, что мы принесли им спиртное, которое крепче и дороже их пальмового вина, и за то, что мы наплодили повсюду детишек цвета кофе с молоком?
Я уже рассказывал об отпавшем от цивилизации белом, у которого в каждой деревне по хижине. Так вот, он мне сказал:
– Наши негры не умеют считать. Они не знают, сколько им лет. Не имеют ни малейшего представления о том, что творится за сотню километров от их жилья. Но они лучше меня помнят, что происходило тридцать или пятьдесят лет назад. Поверьте, они ведут счет всем ружейным выстрелам, всем ударам хлыста и прочим делам, о которых мне и рассказывать неохота, и передают этот счет из поколения в поколение. Завтра или послезавтра…
И мой собеседник, которому всегда не по нутру были анемичные юнцы, прямо со школьной скамьи приезжающие с набором книг и всяких патентованных штучек управлять колонией, подытожил:
– Да! Африка говорит нам: «Дерьмо!» И поделом.
Высказывания Жоржа Сименона
Памятник комиссару Мегрэ в Делфзейле (Нидерланды)
Всю жизнь я пытался понять людей. А вот теперь, вместо того чтобы наблюдать людей, как я это делал в течение стольких лет, я решил наблюдать самого себя. В общем потоке жизни, я все равно, что капля воды. Поэтому я стараюсь извлечь из моего скромного опыта уроки, которые можно применять и к другим. «Познай самого себя», говорил Сократ. И, как я замечаю, это и есть труднее всего.
В моих романах я делал все от меня зависящее, чтобы человек понял самого себя и был понят окружающими.
Таким увидел художник комиссара Мегрэ
Я читаю уголовный кодекс и Библию. Библия – жестокая книга. Может быть, самая жестокая, которая когда-либо была написана.
Жизнь интеллектуалов протекает в узком кругу. И читают они друг друга. И пишут друг для друга.
Писать – это легко, главное – это затем править текст.
Задавая домашнее задание, учителя метят в учеников, а попадают в родителей.
Начинаешь курить, чтобы доказать, что ты мужчина. Потом пытаешься бросить курить, чтобы доказать, что ты мужчина.
Существует только одна мораль – та, с помощью которой сильные порабощают слабых.
Каждый считает себя исключительным и не желает равняться с обыкновенными смертными.