Признания на стеклянной крыше

— Оставь, я не намерен играть с тобой в эти игры. — Джон чувствовал себя столетним стариком — не верилось, что он когда-то был молод, охоч гульнуть на вечеринке, полон веры, что впереди ждет целая жизнь…

— Кстати, не помню, чтоб ты хоть раз играл со мной во что-нибудь. Неудивительно, что я не играю в бейсбол. Или, допустим, в баскетбол. Или в теннис. Или пусть даже в обыкновенный мяч. Спасибо, папа.

— Хочешь свалить на меня вину, что тебе не давались занятия спортом?

Не вышли еще за дверь больницы, как уже началось…

— Ладно, что толку, — сказал Сэм. — Как маму никогда не понимал, так и меня не понимаешь.

— Не смей произносить ее имя!

— Пошел ты, знаешь? Она — моя мать. А для тебя была ничто. Буду произносить, сколько вздумаю. Захочу, другого слова не скажу по гроб жизни. Так что не подбивай меня на это.

После чего они до самого дома молчали. У ворот вышли, хлопнув дверью, и дальше двинулись подчеркнуто порознь. Сэм не потрудился даже зайти на кухню, хотя его оттуда звали. Бланка выскочила и кинулась вслед за ним.

— Спасибо, Прутик, не хочется, — ответил он, когда сестра сказала ему про торт. — Налегай за нас двоих.

Совсем скверный оборот дела приняли через два дня. Лишь сорок восемь часов, и он опять очутился на крыше, полный наркоты. И выходил-то, кажется, всего лишь в магазинчик на углу да на прогулку один раз — и все-таки умудрился разжиться своим зельем. Было раннее утро; Джон Муди шел, собираясь ехать на работу, как вдруг почуял неладное. При выходе со двора его внезапно пробрал мороз. Он остановился и заслонил глаза ладонью. Показалось, будто он смотрит кино: чей-то сын, взобравшись на стеклянную крышу, стоит, готовый принять на себя порыв ветра. Как быть при этом отцу? Броситься спасать? Стоять столбом, не в силах шелохнуться? Или залезть туда же и самому прыгнуть вниз?

Визит в кафе-приемную на Двадцать третьей улице не дал никакого результата. Это была последняя отчаянная попытка избавиться от Арли. Добро бы все ограничивалось только золой и голосами, битой посудой, пеплом. Нет — он видел ее наяву. Утром, проходя по прихожей; в сумерках, у заросли самшита. Другие на его месте, возможно, уговаривали бы себя, что перед ними всего лишь тени, игра света, но Джон не обманывался. Это была она. Юная — такая, какой была, когда встретилась ему впервые, когда он заблудился столь безнадежно, что уже не смог более выбраться на верный путь. Вот и сейчас он, кстати, видел ее там, на стеклянной крыше — то в отражении, брошенном тучкой, то в колыхании ветра. Белое платье, длинные рыжие волосы. Различал ее краем глаза — одни только очертания — и всякий раз, как видел ее, сознавал, что виноват перед нею.

А тут еще — это. Опять все то же. Как поступить в подобном случае? Звать на выручку полицию? Или этим только навредишь? Спросить бы совета у Арлин. Сэм вроде бы задремал там на крыше: стоял с закрытыми глазами. Должно быть, наркотики несут ему покой, думал Джон. Дают ему, бедному, уйти на короткое время от раздумий, от самого себя. Парить над всеми ними в вышине.

Из дома показалась Мередит в ночной рубашке. Она увидела Сэма сквозь стеклянный потолок в коридоре. Не помня себя, слетела вниз по лестнице и выбежала во двор.

— Идите же за ним, — крикнула она Джону Муди, на которого, похоже, по обыкновению напал столбняк. — Бегите на крышу и уговорите его сойти вниз!

Иметь бы спасательную сетку, думал Джон Муди, или — второй срок жизни про запас, или другие глаза… А главное — способ вернуться назад во времени. Раз — в день, когда он не туда свернул с дороги, он заблудился навсегда. Два — не на той женился, а впрочем, правду сказать, неизвестно, которая из двух жен определеннее не та. Три — он нормальный, здравомыслящий человек и решительно не готов справляться с ситуациями, подобными этой. Джон Муди изнемог. Ему хотелось растянуться под самшитом, вдыхать его пряный аромат и никогда больше ничего не делать, не говорить, не думать…

— Что, так и будете стоять и любоваться, как он падает вниз?

А разве сам он не падал вниз? Когда Джона посещали сны, он в них обычно сидел на дереве или на крыше построенного им дома, срывался вниз — но прямо на него почему-то неслись звезды. Ночью, открывая глаза, он знал, что где-то рядом — Арлин. За занавеской, на оконном карнизе, рядом возле него, положив голову на подушку. То, что некогда воспринималось как проклятье, обратилось в отраду. Прежде он жаждал от нее избавиться, теперь ловил себя на том, что ищет ее присутствия. Арли? звал он шепотом, сидя поздней ночью на кухне, пока Синтия спала в их супружеской постели. Ты здесь?

— Да что это, в самом деле! — вскричала с отвращением Мередит. — Пальцем не пошевелите, когда ему надо помочь!