Признания на стеклянной крыше

— Ну да… — Мередит не была готова обсуждать с ним Сэма. — Мне попугай не по карману. А Джон Муди — как вы должны понимать, раз знакомы с этой семьей, — никогда не раскошелится ни на что подобное, да и в принципе не одобрит.

— Но я Конни так отдам.

Мередит внимательнее всмотрелась в черты лица мистера Сноу. Какое доброе, приветливое лицо…

— Не следует ли Бланке знать, каким именно другом вы были ее матери?

— Она уже знает обо мне все, что нужно. Я — хозяин зоомагазина.

Мередит погрузила попугая со всем его приданым в «фольксваген». Всю дорогу, демонстрируя свой скверный характер, птица перемежала скрипучие вопли недовольным бормотанием. Мередит подмывало развернуться и сдать это сокровище обратно в зоомагазин, но она все же продолжала ехать к дому. Думая о том, какой покладистой и легкой уродилась Бланка, как мало в ней общего с Сэмом и Джоном Муди. Добрая девочка, которая болеет за других и слишком многое принимает близко к сердцу.

— Ну нет, такому в моем доме не бывать, — заявила Синтия при виде Мередит с насестом, ночной клеткой, колокольчиками, пакетами с птичьим кормом и каракатичьими костями. — На сей раз это не слова. Птицы разносят заразу.

— Вон отсюда, — сказал попугай.

— Как мило. Тащили бы уж стервятника, чего там. — Синтия готовилась стряпать обед, и в стеклянном сотейнике на плите лежала сырая тушка ощипанной курицы. Маленький бассет, покинув насиженное место у ног Синтии, засеменил обнюхивать птичью клетку. — Шустрик, — назад, туда нельзя!

— Может быть, комнатная птичка вырвет Сэма из мира, в который он ушел, и возвратит назад, в наш мир.

— А был он в нашем когда-нибудь?

— Давайте попробуем! Хоть что-то попробуем, пока вообще не потеряли его к такой-то матери!

Женщины впились друг в друга глазами. Шустрик стоял, виляя уже не только хвостиком, а всем своим существом.

Синтия покивала головой.

— Уверена, что Сэм очень скоро научит птичку называть меня душегубкой, но, возможно, это доставит ему удовольствие. — Она еще не опомнилась от того, что сейчас произошло между нею и Мередит. — Услышать брань из ваших-то уст! Как будто это я во всем виновата!

Синтия измучилась от того, что творилось в доме. В ней мало что напоминало теперь ту женщину, какой она запомнилась Джорджу Сноу. Теннис был заброшен окончательно. Ее хватало еще на утреннюю прогулку с Шустриком, но не более того. На глазах у нее то и дело без видимой причины наворачивались слезы.

— Это не вы виноваты, — сказала Мередит.

— Ну ладно, — сдалась Синтия. — Даю неделю. Будет летать по всему дому и гадить — прогоню. — Она вернулась к своей стряпне, подкладывая в сотейник с курицей луку и грибов. — У меня, представьте, тоже есть сердце.

— Никто не говорил, что нет.

— Вы не любите меня, я знаю. Вы приняли их сторону. Но я не такая уж злодейка. Когда у нас с Джоном все началось, я не знала, что она умирает. Он мне сказал только через два месяца после того, как ей поставили диагноз. И так рыдал, что я его пожалела. Что ж — видно, мне поделом досталось терпеть наркотики да попугаев. Это расплата. И кстати, Сэм с утра исчез, не сказав куда. Хотя не трудно догадаться, к сожалению.

Бланка, придя из школы, приняла явление попугая с восторгом.

— Самое то, что надо! — воскликнула она, хотя ответом на дружески протянутую руку ей было поползновение незамедлительно клюнуть. — Этот придется Сэму по душе!

Догадаться, что если Сэм не сидит у себя — значит, укатил в Нью-Йорк, не составляло труда ни для кого. В Бриджпорте он задолжал деньги, и в последний раз вернулся оттуда весь в крови. После чего таскал дома у всех из кошельков, копилок, карманов пальто — и ехал в Нью-Йорк. Сегодня прихватил серебряные разливательные ложки: тоже наследство Синтии от первого брака.

К тому времени, как Сэм объявился, на такси, Бланка давным-давно легла спать. Время перевалило за полночь. Мередит в ночной рубашке сидела на ступеньках крыльца. Сэм брел с полузакрытыми глазами, едва волоча ноги, целиком погруженный в мир, где нет сновидений. В самую сердцевину глубокого и темного небытия.

— Привет, — бросил он, словно было вполне естественно, что Мередит сидит в два часа ночи на ступеньках. — Чего не спится?

— Мы с Бланкой тебе приготовили кое-что. Она очень старалась тебя дождаться.

От Сэма разило потом; с его лица будто стерло все краски. Он обошел Мередит и стал подниматься по лестнице. Мередит пошла за ним.

— Не хочешь рассказать, где ты был?

— Думаете, я скажу вам правду?

Они дошли до дверей его комнаты.

— Если тебе не понравится, подарок можно вернуть назад.

— Да я заранее его ненавижу. Для вас это что, новость?

— Поживем — увидим.

Сэм открыл дверь; перед ним был попугай, сидящий на насесте.

— Ух ты! — вырвалось у него.

— Хозяин в зоомагазине велел сказать, что этот — уж точно из старого племени летучих коннектикутцев.

— Ну да?

— Джордж Сноу, — пояснила Мередит.

— А-а — тот, чувствительный горемыка. Помню. Все глаза себе выплакал. Думаете, он любил мою мать?

— Не знаю. — На самом деле ей это было очевидно.

Сэм вошел в комнату и протянул к попугаю руку. Тот оглядел его и бочком переместился на руку с насеста.