Признания Ната Тернера

Думаю, теперь уже видно, насколько различны моральные свойства белых, владеющих рабами, какими разными могут быть хозяева по их строгости или добросердечию. По этим качествам они могут быть чуть не святыми (как Сэмюэль Тернер), вполне пристойными (как Мур), едва переносимыми (его преподобие Эппс), но некоторые бывают и совершенные изверги. Из таких извергов по чудовищности и кровожадности, насколько мне известно, не было равных Натаниэлю Френсису. Старший брат мисс Сары, по внешности он был на нее несколько похож, но сходство на том кончалось, ибо к жестокости он имел предрасположенность такую же, как она — к искренней, хотя и неразборчивой доброте. Грубый лысый мужлан со свинячьими прищуренными глазками, он хозяйствовал на ферме, расположенной в нескольких милях к северо-востоку от усадьбы Мура. Там, на второсортных землях, коих было у него семьдесят акров, он зарабатывал себе на жиденькую жизнь при помощи шести полевых рабов: Билла с Сэмом (которых я упоминал уже в этом повествовании), негодника и полоумного балбеса по имени Дред и троих совсем юных парнишек лет по пятнадцать-шестнадцать. Была у него и парочка женщин, служивших домашней прислугой — Истер и Шарлота, обеим под шестьдесят, так что для возбуждения романтических волнений среди всех этих юношей обе уже не годились.

Своих детей у Френсиса не было, но он воспитывал двоих племянников, мальчиков лет семи-восьми, а вот жена у него была, по имени Лавиния — грубая мордатая баба с огромным зобом и едва различимыми женскими формами, которые она к тому же скрывала под мешковатыми мужскими рабочими одеждами. В общем, парочка всем на зависть. Может быть, в отместку жене, а может (что куда более вероятно), под ее влиянием, воспринимаемым то ли после, то ли до, то ли во время тех трудно вообразимых сцен, что происходили на их продавленной кровати, с некоторых пор Френсис стал особенное удовольствие получать от того, чтобы более-менее регулярно напиваться и безжалостно избивать своих негров гибкой деревянной тростью, обтянутой крокодиловой кожей. Я тут обмолвился: своих негров — все верно, но должен

пояснить, что имеются в виду исключительно Билл и Сэм. Почему жертвами своей жестокости он сделал именно этих двоих, я не могу сказать, если дело тут не просто в бережливости: трое юношей помладше, может быть, просто не вынесли бы такого убийственного надругательства, так же, как и обе женщины, которых неприкосновенными делал их почтенный возраст.

Что до бедняги Дреда, то у него в мозгах все путалось, он еле говорил. Не исключено, что Френсис, подобно охотнику на медведя, вместо которого ему подсовывают выхухоль, в лишенном всякого достоинства Дреде просто не видел дичи, достойной его свирепости. Тем более, что для Дреда он не преминул изобрести другие меры воздействия. В свои девятнадцать Дред был таким безмозглым, что удивительно, как он в уборную ходил без посторонней помощи. А Френсис состояние мозгов Дреда смог оценить лишь, когда уже купил его вслепую у такого же беспардонного, как и сам он, торговца. Дред был наглядным, явственным, ходячим воплощением обмана, и одним этим приводил хозяина в неистовство. Взвалив на себя ответственность за Дреда и не имея возможности его перепродать, от убийства Френсис воздерживался не столько из страха перед законом, сколько из-за того, что убить раба просто так, ни с того ни с сего — значило навлечь на себя позор в глазах общества, с чем даже Френсис не мог не считаться, а потому за обман он мстил не просто грубой и примитивной жестокостью, он не порол и не сек Дреда, но мучил его, выделывая над ним разные неудобь сказуемые кунштюки, например, однажды (это я знаю со слов Сэма, и у меня нет причин ему на верить) заставил его посреди толпы местного белого сброда совокупляться с собакой.

Билла и Сэма Френсис купил в Питерсберге на аукционе, им тогда обоим было лет по пятнадцать, и к тому времени, когда я с ними стал часто видеться (то Мур их возьмет внаем на какое-то время, то в Иерусалиме нам в базарный день выпадет пара часов свободного времени), они терпели от хозяина побои уже лет пять или шесть. От такого обращения оба столько раз пытались сбежать, что сами сбились со счету, а Френсисова трость в крокодиловой оправе набила на их плечах, руках и спинах множество шишек величиной с орех. Другой на месте Френсиса, без этой его всепожирающей жажды истязать негров, мог стать вполне преуспевающим землевладельцем, всего лишь послушавшись простейшей логики: ну хоть чуть-чуть получше обращайся с ними, и оба, пусть с неохотой, но будут дома и при деле; ведь, действительно, каждый раз, когда у того или у другого терпенье лопалось и он устремлялся в леса, Френсис терял деньги точно так же, как если бы швырял серебряные доллары в колодец. Потому что Билл и Сэм из его полевых негров были старшими, самыми сильными и умелыми. Чтобы затыкать брешь, вызываемую их отсутствием, ему приходилось брать других негров внаем и платить за них немалые деньги, которые сохранились бы, сумей он в очередной раз сдержать свою неразумную жестокость.