Признания новобрачного

Он прищурился и взглянул на девушку в упор. Несмотря на непрезентабельную накидку и откровенно уродливый чепец, она была в меру пухленькой и довольно-таки аппетитной штучкой… для того, кому нравится такой тип женщин. Возможно, ей действительно двадцать четыре года, но Гриффин провел полжизни среди людей полусвета и видел опыт или его отсутствие. Мисс Брайтмор могла сколько угодно повторять, что она зрелая женщина, но Гриффин не сомневался, что это не так. К тому же она — дочь Неда Брайтмора, для него это открытие оказалось шоком, а значит, хорошая домашняя девочка, неопытная и невинная. На это он мог поставить вторую половину своего состояния.

Но, несмотря на все эти соображения, мужчина должен был быть слепым, чтобы не заметить ее роскошную фигуру, изящную, но с округлостями во всех нужных местах, — ей позавидовали бы девушки, работавшие в борделе, для которых фигура — орудие труда. В мисс Брайтмор был странный контраст: манеры и поведение излучали невинность, а тело — чувственность куртизанки.

Если, конечно, любишь, чтобы куртизанка была маленького роста — а Гриффину такие не нравились. Но в целом даже невысокий рост работал ей на пользу — привлекал внимание к щедрым формам. А если добавить к этому золотисто-каштановые тициановские волосы, васильково-голубые глаза и нежное лицо с россыпью веснушек, мисс Брайтмор выглядела как дрезденская статуэтка прошлого века. Пастушка, готовая обольстить путника за ближайшей изгородью. Да, Гриффина тянуло к ней, и он должен был отдавать себе в этом отчет, тем более что она будет жить в его доме.

Но как бы соблазнительно она ни выглядела, мисс Брайтмор была последней женщиной, с которой Гриффину захотелось бы связаться. Он не имел ни малейшего желания жениться или вступать в романтические отношения любого рода, особенно теперь, когда его давно вынашиваемый план покинуть Лондон был близок к осуществлению.

К счастью, все ее чары разрушало подозрительное выражение лица. Гриффин ей явно не понравился и не вызвал доверия. Об этом говорила ее напряженная поза — девушка сидела очень прямо на самом краешке дивана, словно готовилась в любой момент вскочить и бежать. Впрочем, с ним она была в полной безопасности, и Доминик, по всей видимости, в этом не сомневался. Гриффин защищал всех, кто был на его попечении. Защитит и мисс Брайтмор.

Она поставила чашку и устремила на хозяина дома неприязненный взгляд. Однако постаралась улыбнуться как можно вежливее.

— Мистер Стил, вы уверены, что не хотите чаю? Малыша не несут. Кажется, с этим вышла какая-то задержка.

Гриффин взглянул на серьезное лицо девушки и испытал непреодолимое желание поддразнить ее.

— Вероятно, Фелпса задержала в борделе Роуз. Она или еще не одета, или спит, и он не может вытащить ее из постели.

На самом деле Роуз спала в доме, и Гриффин не мог ее за это винить. Она бодрствовала всю ночь, прилегла только под утро, недавно встала и пошла в бордель, чтобы взять кое-какие личные вещи, оставив малыша под бдительным присмотром другой девушки.

Мисс Брайтмор поджата губы. До этого момента Гриффин не замечал, какие они у нее розовые и чувственные.

— Кто такая Роуз? — спросила она.

— Одна из шлюх, — улыбнувшись, ответил Гриффин. — Она нянчила ребенка, пока Доминик искал для него другую няню.

Доминик пробормотал себе под нос какое-то ругательство, но сдержался. Гриффин отметил, что он смотрит на мисс Брайтмор с выражением спокойного ожидания.

Джастин побледнела.

— Ребенок в борделе, — медленно проговорила она. — С одной из проституток.

Гриффин выпрямился и подался вперед, чтобы встретить ее взгляд.

— А кто еще, по-вашему, мог о нем позаботиться? Роуз сейчас кормит собственного ребенка — насколько мне известно, она как раз старается отнять его от груди, и любезно согласилась стать временной кормилицей и няней для нашего нежданного и незваного гостя. — Он добавил в голос нотку сарказма. — Вы, конечно, понимаете, что проститутки иногда беременеют, несмотря на все предосторожности.

Щеки мисс Брайтмор стали такими же розовыми, как ее пухлые губки. Покраснев, она как-то помолодела и стала такой хорошенькой, что Гриффин про себя выругался. Его обычно чрезвычайно раздражали краснеющие девицы. Но, как видно, из любого правила есть исключения.

Но потом он обратил внимание на ее глаза, полыхавшие холодным синим пламенем, способным заморозить любого… Или это все-таки был жар?

— Я знаю, что проститутки иногда беременеют, мистер Стил. Что бы вы обо мне ни думали, я не идиотка.

— Значит, вы возражаете против того, что одна из моих девушек его кормит? Вы считаете, что ее молоко содержит инфекцию морального разложения?

Вопрос, предполагавшийся поддразнивающим, возможно, немного провокационным, прозвучал резче, чем хотелось Гриффину. Но что-то в этом разговоре задело тонкие струны, скрытые в потаенном уголке его памяти. Он вспомнил резкие обвинения, высказанные дядей в адрес его матери. Гриффин безжалостно подавил воспоминания — так он всегда поступал с непрошеными отголосками прошлого.