Признания новобрачного

— Понятия не имею. Но по какой-то причине мне хочется знать о тебе все. Я хочу знать, какая игрушка в детстве была твоей любимой и чем ты больше всего дорожишь, став взрослой. Кто утешат тебя, когда ты плакала, и лазила ли ты когда-нибудь по деревьям. Я хочу знать, что ты любишь из еды и от чего воротишь свой милый маленький носик. И, конечно, я хочу знать, когда тебе впервые захотелось поцеловать мальчика. Последнее меня интересует больше всего.

Джастин завороженно смотрела в темные глубины его глаз, не в силах пошевелиться. Его голос гипнотизировал, притягивал — и она даже качнулась вперед, к нему. В ответ его глаза вспыхнули.

Но когда он протянул к ней руку, момент уже был упущен. Джастин успела овладеть собой и отшатнулась к туалетному столику, на котором принялась дрожащими руками наводить порядок.

Гриффин что-то пробормотал себе под нос — наверняка что-то нелестное.

— Не надо меня бояться, Джастин, — сухо проговорил он. — Я не людоед.

— Я нисколько не боюсь, — раздраженно воскликнула Джастин. — Мне просто не хочется говорить о таких глупых вещах, как мое детство. — Она выпрямилась, выложив новые щетки и зеркала по прямой линии.

Гриффин прислонился к столбику в изножье кровати. Судя по его внешнему виду, он намеревался провести на этом месте всю ночь. Жар покинул его взгляд, сменившись сардоническим весельем, заставившим Джастин внутренне содрогнуться.

— Ты не считаешь, что муж и жена должны хорошо знать друг друга, Джастин? Но как тогда они смогут жить вместе?

— Ты знаешь уже довольно много обо мне, — буркнула Джастин, — а сам ничего о себе не рассказываешь. — Она решила, что пора перейти в наступление. Ей казалось, что он обнаружил в ней что-то очень личное, интимное, о чем она предпочла бы не знать. — Не думаю, что это справедливо.

— Что ты хочешь знать?

— Ты все еще намерен покинуть Англию? — Вопрос сорвался с губ раньше, чем она успела сообразить, что говорит.

— Конечно, — спокойно сказал Гриффин и кивнул. Джастин выждала какое-то время, но дополнительной информации так и не последовало.

— Тебе больше нечего об этом сказать? — недоверчиво спросила она.

Мужчина только пожал плечами.

Джастин ощутила прилив злости. Как он мог столь безразлично относиться к тому, что в перспективе может оказать на нее сильное влияние? Она не знала, как с ним теперь разговаривать, что думать об их совместном будущем. День был слишком суматошным и богатым на неприятности.

Она замерла, вспомнив, что ей утром рассказали Пэтти и Роуз. Интересно, как она могла забыть о таких важных сведениях? Теперь даже сама идея о том, что он утаил от нее эту важную информацию, показалась ей возмутительной. Это же обман, бесчестный обман.

— Любовь моя, ты так и будешь стоять всю ночь или хочешь еще что-нибудь узнать? — усмехнулся Гриффин.

— О, мне хотелось бы узнать очень многое, — выпалила она. — К примеру, я только сегодня утром узнала от Роуз и Пэтти, кто твой отец. Поверь мне, это было настоящее откровение. Думаю, ты должен был рассказать мне об этом до свадьбы.

Гриффин, все это время расслабленно стоявший у столбика кровати, напрягся. Джастин слишком поздно вспомнила о предупреждении миссис Ривз, советовавшей не поднимать этот вопрос. Подумав, она упрямо решила, что имеет полное право знать. В конце концов, они теперь муж и жена.

— Что именно они тебе рассказали? — очень тихо поинтересовался Гриффин.

— Что твой отец — принц, герцог Камберленд. — Даже произнеся эти слова вслух, Джастин не могла поверить, что это правда. — О твоей матери они не сказали ничего.

— Это потому, что она ни для кого ничего не значила. Моя мать была четырнадцатилетней девочкой, которую мой отец, — последнее слово прозвучало как ругательство, — совратил и выбросил на помойку, как ненужный хлам, чтобы больше никогда о ней не вспомнить. Думаю, она и не хотела, чтобы он о ней вспоминал.

— Что значит «думаю»? Ты не знаешь, чего хотела твоя мать? — осторожно спросила Джастин.

Когда Гриффин скрестил руки на груди, отвороты его халата немного разошлись, и Джастин увидела когти грифона. Ей показалось, что они жестоко впиваются в грудь ее мужа.

— А откуда мне знать? Она покинула меня, когда я был младенцем. Я ее не помню.

Он швырял в нее слова, будто камни. У Джастин даже сердце сжалось — такая горечь звучала в каждом слоге. Понятно, что многое осталось невысказанным. Прошлое этого человека было спрятано за высокой стеной, которую вряд ли кто-то пытался преодолеть или разрушить. Неудивительно, что он его так тщательно охранял.

— Прости, — с искренним раскаянием пробормотала она, жалея, что не откусила себе язык раньше. — Я не знала.

Его брови изогнулись, и на лице появилось выражение высокомерного презрения.

— Если бы ты знала, что я незаконнорожденный сын человека, известного всеми мыслимыми пороками, и женщины, напрочь лишенной порядочности, ты бы вышла за меня замуж, Джастин? Или ты предпочла бы презрение света, лишь бы не испачкать себя моим именем? Моим прикосновением?

Ее глаза в ужасе округлились. Как он смел так плохо думать о ней?