Признания в любви. «Образ чистой красоты»

– Правда, правда. Я буду играть Жижи в спектакле по пьесе Колетт. Если, конечно, все пойдет хорошо. Знаете, кто меня предложил на эту роль? Не поверите, сама Колетт! Смешно?

Я болтала еще о чем-то, извинялась за свою болтливость, объясняя, что за время плавания почти разучилась разговаривать, потому что рядом оказались только строгие, чопорные пожилые пары…

– Сколько вы можете платить за номер?

Я решила, что менеджер спрашивает, потому что намерен посоветовать нечто подходящее моему бюджету, а потому вздохнула:

– Не больше девяти долларов в день.

– Хорошо, будете платить за него девять долларов в день. Располагайтесь, и надеюсь увидеть вас в роли «Жижи», этот спектакль очень ждут в Нью-Йорке.

Неизвестно, от чего я испытала большее потрясение – от снижения цены или сообщения, что спектакль ждут.

– Как ждут?!

– Конечно, вон сколько рекламы. Вам дурно?

– Я… боюсь. Я просто боюсь, что опозорюсь.

– Вы?! Ни за что!

Но переубедить меня гостиничный работник не смог, тем более начались читки текста и репетиции. До премьеры оставалось совсем немного времени, а я выглядела по сравнению со своими партнерами просто бездарью! Партнеры по сцене у меня были великолепные, но все много старше меня самой, неудивительно, если вспомнить, что главные роли – бабушка, тетушка, мать…

От «Жижи» с Одри Хепберн» до «Одри Хепберн в «Жижи»

Вывеска над театром Фултона объявляла о премьере «Жижи», крупными буквами перечислены актеры. Увидеть свое имя на Бродвее, да еще и так крупно… и в газетах тоже: «Жижи» с Одри Хепберн в заглавной роли…», когда у тебя никакого опыта игры в театре, поверьте, это очень страшно, не волнующе, а именно страшно. Опозориться на Бродвее значит опозориться на весь мир.

Главным ангелом-хранителем в театре Фултона для меня стала Кэтлин Несбитт. Это моя театральная мама, без нее я бы так и осталась девушкой, продающей сигареты или выплясывающей третьей слева во втором ряду.

– Чего ты боишься? Нет, не стоит так кричать, нужно просто произносить каждое слово четко и громко, чтобы звук не завяз в зубах, а долетел до последнего ряда. Фраза, фраза, Одри! Это не набор слов и не шепот в камеру, нужно уметь выделить главное слово и на него опираться.

Я училась, и Кэтлин Несбитт терпеливо, слово за словом, фразу за фразой роли, каждую по несколько десятков раз повторяла и повторяла со мной. Она не требовала, чтобы я заучивала интонацию, напротив, поощряла творчество, но всегда просила, чтобы я понимала, что именно говорю и почему произношу эти слова, а не другие.

Постепенно во время репетиций Кэтлин в зале садилась все дальше и дальше, а я привыкала не бормотать себе под нос.

Если публика на представлениях и понимала то, что я произносила, то великая заслуга в этом Кэтлин Несбитт. Сама Кэтлин играла тетушку главной героини Алисию, даму с богатым прошлым и весьма строгую в обращении с внучатой племянницей. За пределами роли она была сама доброта, даже согласившись помочь мне в пробах на роль в «Римских каникулах».

С утра до вечера Кэтлин репетировала со мной и добилась того, чтобы я понимала, что именно играю, вернее, проживаю на сцене. Я так и не научилась играть, зато я научилась разбираться в роли и жить ею на сцене. Наверное, это очень плохо для актрисы – не уметь играть, но, как бы я ни старалась, никак не получалось изображать что-то, мне проще прожить.

Иногда это даже вызывало смех, например, на предварительных читках и самых первых репетициях, когда просто разрабатываются мизансцены, определяется, кто и как будет двигаться, кто и что говорить или ждать реплики партнеров. Я не умела, пытаясь играть с первой минуты репетиций. Опытные актеры прятали улыбки, а некоторые все же смеялись над моей излишней старательностью.

Мы подружились с Кэтлин Несбитт на всю жизнь, она годилась мне в матери, даже почти в бабушки, потому что была почти на сорок три года старше, и относилась так же – тепло и ласково, однако требовала очень строго. Я рассказывала Несбитт обо всем, кроме папы, и очень боялась, что она обидится на такую недомолвку, но Кэтлин – душевный человек, она поняла, что есть запретная тема, и никогда не задавала лишних вопросов.

У нее тоже была запретная тема, о которой знали все, – пьянство мужа, об этом мы тоже не говорили.

День премьеры неумолимо приближался. Это произошло в субботу 21 ноября 1951 года.

Если бы не поддержка со всех сторон, мои дрожащие ноги не смогли бы вообще вынести меня на сцену, а руки, наверное, не удалось бы оторвать от занавеса, в который я вцепилась мертвой хваткой. От ужаса перед предстоящим я плохо соображала, что делаю.

И вдруг совершенно спокойный голос:

– Жижи, я жду тебя на сцене…

Я даже не помню, кто именно это произнес, но сказано было удивительно верно, я вдруг почувствовала, что трясущаяся от страха Одри перестала существовать и появилась Жижи, которая вон там, на ярко освещенном кусочке мира, должна прожить часть своей жизни. А что при этом на нее посмотрят, так ничего, для этого все и затеяно.