Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета

«уже не с либеральной моделью развития России, а с моделью, объединяющей в себе почвеннические и леворадикальные идеи. То есть с той моделью, которая у нас ассоциируется с именами Ленина и Сталина»[25].

Вольный город Питер к Ленину и Сталину пока, кажется, еще не готов, но и там то юные империалисты сгруппируются вокруг издательства «Амфора», то Виктор Топоров властно развернет «Лимбус Пресс» в сторону провокативной, как нынче говорят, литературы.

Возникала уже и специальная газета для тех, кто заскучал: «Консерватор». Или, вернее сказать, «Консерватор-2», поскольку первая, освященная именами Татьяны Толстой и Александра Тимофеевского реинкарнация этого издания (ради которого, напомним, погубили добропорядочную «Общую газету») скорехонько дала дубу, и бренд на несколько месяцев достался массовикам-затейникам Диме Быкову с Митей Ольшанским, покликавшим себе в помощь угрюмых мыслителей из журнала «Спецназ России».

Сколько-нибудь серьезного, коммерческого успеха эти начинания, разумеется, пока не имеют, но…

Завидев, к чему дело идет, разыгрывать радикальную карту взялись и воротилы словесного бизнеса.

Воля ваша, но хоть издатель «Ad Marginem» А. Т. Иванов и семи пядей во лбу, а не вышло бы у него ничего с продвижением на рынок романа «Господин Гексоген», не подключись доброхотно к пиар-кампании и «КоммерсантЪ», и «Еженедельный журнал», и «Афиша», и законодатель сегодняшнего вкуса — парфеновские «Намедни».

И недаром же чуткое к запаху завтрашних денег издательство «Эксмо» не только щедро тиражирует Иосифа Сталина[26] и Сергея Кара-Мурзу с Игорем Шафаревичем, но и затевает явно пока убыточный проект «Zебра Е» — специально для приманивания тех писателей и тех читателей, у кого от собственной крутизны крыша едет.

И недаром Борис Акунин издательскую серию, за которой он присматривает, назвал «Лекарством от скуки», а ТВ-передача Виктора Ерофеева «Апокриф» на глазах превращается в заочный университет по обучению экстремальным способам жизни в искусстве. На газетно-журнальные лотки рядом с глянцевым «Плейбоем» ложатся глянцевые же «Хулиган» и «Другой». «В России жить стало скучно…» — огорчается насквозь буржуазный «Огонек»[27], а ничуть не менее буржуазная «Афиша» самоцельную погоню за всеми легальными и полузапретными удовольствиями сегодняшней Москвы идеологически интерпретирует уже как род нонконформизма, как — иди ж ты! — героическое сопротивление не только скуке, но и безвременно нагрянувшему на нас застою.

2

Всех этих примет и знаков такая уйма и так кучно они ложатся, что в голову невольно закрадывается конспирологическая гипотеза: да уж не заговор ли это или, выражась по-современному, уж не хорошо ли обдуманный и искусно дирижируемый проект развертывают перед нами — с тем, например, чтобы либо увести возрастной негативизм части нынешних «яппи» в плоскость почти безвредного артистического хулиганства и половой фронды, либо яркой р-р-революционной фразой отвлечь внимание думающего сословия от реальных бед, реальных проблем современной России?

Вам это предположение кажется вздором? Мне тоже, хотя… Случись мне оказаться на месте кремлевских, допустим, политтехнологов, я бы, наверное, так и делал — искал тех, кто сумеет оторвать протестные настроения от их социальной базы, а заряженных витальной энергией «последних героев» увезти подальше, скажем, на тропический остров, чтобы пипл подражал Николаю Фоменко и Олегу Кулику, а не — свят, свят! — Павлу Власову или Павке Корчагину.

Ведь как откликаются наши левоориентированные на то, что огромной массе россиян и черта-то бедности до сих пор кажется недосягаемой высотой?

А никак не откликаются. В лучшем случае громыхнут пестрыми метафорами — как многоопытный А. Проханов в своих передовицах-страшилках, или вздохнут меланхолично — как юный С. Шаргунов:

«Вообще говоря, бедность поэтична. Благословенная бедность. Четкость зябкой зари, близость к природе, к наивным следам коз и собак на глине, полным воды и небес, худоба, почти растворение…»[28]

Что думают о народе? А вот что:

«Если идолы благосостояния и удовольствия заменяют народу Веру, этот народ стирается. (…) О душе думать нужно. Делать зарядку и правильно подмываться»[29].

Воля ваша, но мне эти формулы народолюбия и антибуржуазности кажутся тем, чем они и являются: провокацией.