Признаться в любви нелегко

– Я буду произносить речь. Все, что требуется от тебя, – это вручить награду. Если помнишь, ты с большим успехом сделала это в прошлом году.

– Не могу понять, почему, – пробормотала она.

– Могу сказать. Все девчонки увидели в твоем изяществе, очаровании и чувстве собственного достоинства пример для подражания, а у всех мальчишек потекли слюнки.

– Бретт, это… – Она замолчала, потому что, конечно же, он беззвучно смеялся над ней.

– …не так уж далеко от истины, – пробормотал он, потом поднял бровь. – Так ты пойдешь? Они будут расстроены, если нет.

Никола стиснула зубы.

– Это неслыханный шантаж. Да, пойду, но по принуждению.

Она быстро вошла в дом.

Уснуть в ту ночь было трудно.

Никола встала и приняла душ, чтобы теплая вода помогла ей успокоиться. Потом достала свежую ночную сорочку, поправила постель и легла на спину, подложив руки под голову.

Ты знаешь, что я думаю? – спросила она саму себя. Я думаю, вот-вот что-то изменится, даже если он не даст своего одобрения на то, чтобы я работала с Холлоуэем. И я смертельно боюсь, что та самая Тара Уэллс может стать причиной этого. А имя-то какое… сразу вспоминается Скарлетт О'Хара. С чего бы еще стал он в это утро, после того, как ужинал с ней вчера вечером, говорить так, словно его посещает мысль о нашем расставании? Но какая ирония судьбы: теперь, когда вот-вот должно случиться то, о чем я, казалось, мечтала – стать свободной, – я совсем этого не хочу…

– Теперь понимаешь, что я имел в виду? – тихо, чтобы никто не слышал, спросил Бретт на следующее утро, когда она, только что вручив его награду за успехи, села под бурные аплодисменты.

Никола была в бледно-фиолетовом полотняном костюме с короткими рукавами и в огромной шляпе с загнутыми вниз полями, с тюлем и фиолетовыми и светло-серыми цветами вокруг тульи. Такого же светло-серого цвета были ее лакированные туфли и сумочка.

Она купила этот потрясающий ансамбль, чтобы надеть его на Кэрнские скачки – первое событие такого рода во всем штате, – и считала, что этот наряд для школы будет чересчур роскошным, когда Бретт посоветовал ей пойти в нем сегодня, но он только пробормотал: «Чем роскошнее, тем лучше». И кажется, был прав. Ее наряд, безусловно, имел успех.

– Мы очень благодарны вам, миссис Хэркорт, за ваше участие и за то, в каком стиле вы сегодня одеты, – сказал ей директор. – Так легко, особенно в этом тропическом климате, пренебрежительно относиться к одежде, потом – ко взглядам, а потом и вообще к жизни. Но ваше присутствие сделало этот день особенным.

Однако, уже сидя в машине по дороге домой, Никола сняла шляпу, положила ее на заднее сиденье и мрачно сказала:

– Сейчас я чувствую себя настоящей обманщицей.

Бретт повернул голову и взглянул на нее. Волосы светло-золотой волной падали ей на плечи.

– Я имею в виду то, что ничем не заслужила такого восхищения, – пояснила она.

Он остановился на светофоре и положил руку на спинку ее сиденья.

– Почему бы тебе не считать себя… одним из самых прекрасных созданий на свете? – проговорил он с легкой иронией. – Не говоря уж о твоей особой привлекательности для мужчин, – мрачно закончил он.

– Разумеется, это другая причина, по которой я чувствую себя обманщицей, – прокомментировала она.

– Мы собираемся снова затеять дискуссию на тему о том, что ты жена только на словах, Никола? – Он убрал руку и тронул машину с места.

– По-моему, это очень злободневно. – Она пристально смотрела вперед. – Вряд ли наш брак можно назвать настоящим.

– Последнее время ты все чаще поднимаешь этот вопрос.

Никола неожиданно почувствовала себя виноватой: то, что состоялось сейчас в школе Бретта, свидетельствовало о том, чего он достиг, и о его стремлении помогать другим. Его речь, ободряющая и увлекательная, была встречена такими же аплодисментами, как и ее появление…

Она вздохнула и откинула голову на спинку сиденья.

– Извини.

– За что? – спросил он невозмутимо.

– За то, что я… недооценивала сегодняшний день. Может быть, ты не отдавал себе в этом отчета, но… я была очень горда тобой, Бретт. И мой отец гордился бы тобой сегодня.

В этот момент они подъехали к дому. Прежде чем он успел что-то ответить, Никола открыла дверцу и вышла. Потом протянула руку и взяла свою шляпу.

– Не думай, что я была погружена в себя и не оценила того, что сделал ты.

– Никола… – Он произнес это со смешанным выражением раздражения и чего-то еще, чего она не смогла понять. Казалось, он не знал, что сказать дальше.

Ее губы дрогнули, и она пробормотала:

– Я удивила тебя, Бретт? Почему бы нам теперь не расстаться? Увидимся позже.

И она пошла по дорожке, неся в руке свою шляпу.

– Заставим их распустить пояса, Эллен, правда? – сказала Никола в тот день. – Я имею в виду завтрашний ужин для гостей.

Эллен, женщина лет пятидесяти, проворная как птичка и невероятно энергичная, кивнула.

– Завтра утром приезжает мой брат. Я уверена, что раздобуду у него свежих кальмаров.