Я охнул и остановился, ухватившись за угол какого-то здания. В голову запихнули пакет с самыми черными практиками. Я за секунду перепрожил сотни способов убийства человека в ритуальном круге. Теперь я знаю, как обработать человека, чтобы он с радостной улыбкой сам в себя вонзил ритуальный кинжал. Как в человека вселить демона, и как этого демона задобрить и умаслить. Даже зацепил краешком сознания способы жертвоприношений без вызова в наш мир существ: душа жертвы отправляется в ад, а ты на какое-то время становишься неуязвимым для обычного оружия, магии, или всего, что только можно вообразить — эффект зависит от проведенного ритуала и количества жертв. Не знаю, в кого меня хочет превратить система, но знания, которые мне внедрили в голову, точно не подойдут обычному призывателю. Если только меня не желают заинтересовать возможностями, даруемыми князьями Ада, что, по всей видимости, и происходит: в показанных мне видениях было очень мало конкретики по поводу боли и страданий, из которой понятно, что для жертвоприношений нужно — неожиданно — принести в жертву чужую жизнь! А вот упор на даруемых благах делался отличный. И неуязвимость, и красивые суккубы в ногах, и сила, с которой можно железо пальцами рвать, и жизнь бесконечная.
Может, оригинальный Кабал клюнул бы на это, особенно после всего, через что он прошел в ненавидящем его городе, вот только я — не Кабал. Меня, волонтера со стажем, который старался помочь всякому адекватному человеку, нуждающемуся в этой помощи, демонические дары не привлекали. Я был достаточно взрослым, чтобы понять, что скрывается за ширмой дара. Если охотиться на демонических зверей я готов, то приносить в жертву не готов ни людей, ни зверей, и дело не только в морали, но и в том, что я перестану быть собой, если ступлю на столь скользкую дорожку. В этом мире тоже есть ветераны, тоже есть дедушки с бабушками и их внуки. Тут тоже есть милые девушки, тоже есть хорошие люди типа зельевара или стражника, который не дал дядьке Питу испортить мне вечер. Тоже есть молодые родители, которые с умилением смотрят, как ползает по полу их маленькое чадо. А стать на скользкую дорожку — это перечеркнуть жизни всех людей этого мира и, в конце концов, устроить новый прорыв в бездну. Не-ет, я на такое не пойду.
Грудь пронзило обжигающей болью. Чудом сдержав крик, я рванул вверх рубаху: мне показалось, будто под одежду попали горячие угли.
На груди, рядом с сердцем, красовалась черная клякса, расползающаяся по сторонам на длину ладони. Вот счастья-то привалило…
Печать походила на черную татуировку каких-то пентаграмм, рун и магических символов. Разглядывая оформившийся узор, я заметил, что он еще и движется: медленно вращаются круги, руны перемещаются по коже.
Кабал общался с авантюристами, но никогда раньше не видел ничего подобного этой печати. И я бы предпочел и дальше ничего подобного не видеть. Иметь на своем теле какую-то инородную штуковину я не хочу. Одно дело — простая татуировка, а другое — такая вот печать, вместе с которой идет длинный перечень побочных эффектов, которые последуют, если я засуну в печать кого-то достаточно сильного. Нет уж, я бы как-нибудь обошелся без такого подарка. На когти Росомахи согласен, а вот на такую непонятную штуковину — нет.
Вот только последний сюрприз система откладывала на потом.
Глава 5
Что?! Разумеется, отказаться!
Но дальше — больше. Стоило этой табличке пропасть, появилась новая.
Я посмотрел на обезьянку. Та доверчиво посмотрела мне в глаза, ухватилась маленькой ладошкой за штанину.