Призови сокола

Нет, Джордан уже вполне достигла расцвета. И она, и настоящая Хеннесси подделывали произведения искусства. Другие девушки тоже в этом участвовали, но в основном они просто копировали. Джордан выяснила, что люди зачастую не различают – точнее, смешивают – фальсификации и копии. В мире искусства было множество художников, способных воспроизвести знаменитые картины, вплоть до последней складки на рукаве. «Копии – не искусство», – презрительно говорила Хеннесси. Настоящая подделка – это абсолютно новая картина, написанная в стиле оригинала. Скопировать уже существующего Матисса – пустяки, достаточно разметки и хорошего владения цветом и техникой. Чтобы создать нового Матисса, нужно не только рисовать, как Матисс, но и думать, как Матисс. «Вот это – искусство», – сказала бы Хеннесси.

И Джордан согласилась бы с ней.

Сквозь музыку девяностых пробился дверной звонок.

Сердце Джордан запрыгало от предвкушения.

– Берни! – сказал Ти-Джей. – Ты чего звонишь, как чужая? Заходи, бродяга!

Джордан по-прежнему была в дружеских отношениях с Ти-Джеем, но не стала бы тусить с его скучными друзьями без дополнительной причины. И вот эта причина появилась: женщина в изящном фиолетовом брючном костюме и темных очках с круглыми стеклами. Бернадетта Фейнман. Со своими седыми волосами, туго стянутыми блестящей жемчужной заколкой, она казалась единственным взрослым человеком в этой комнате. Причем не просто взрослым, а таким, который готов сшить шубу из ста и одного далматинца. Скорее всего, никто из присутствующих этого не знал, но Фейнман также была одним из действующих лиц Волшебного базара – глобального черного рынка, где торговали всеми видами элитных нелегальных товаров и услуг. Ключевое слово – «элитных».

Не каждый преступник мог выставить на этом рынке свои товары. Только преступник высшего класса.

Джордан хотела туда попасть. Ей это было необходимо.

Бернадетте Фейнман предстояло принять решение.

Фейнман шагнула в дом. Походка у нее была разболтанная, как у богомола, но голос звучал мягко и мелодично.

– Я сказала бы, что не хотела опаздывать, но, пожалуй, нам лучше не врать друг другу.

Ти-Джей вручил ей бокал, точь-в-точь как маленький мальчик, который хочет убедиться, что у дорогой бабушки есть все необходимое. Джордан заметила: остальные получили пиво, а Фейнман достался изящный бокал с шипучим белым вином – в одну руку, и сигарета с гвоздикой – в другую.

– Это Берни, ребята. Мой магистр Йода, мой наставник… поэтому давайте выпьем за старших! – сказал Ти-Джей и поцеловал ее в щеку.

Гости выпили за старших и принялись за игры.

Фейнман наклонилась над столом, чтобы посмотреть на подписи. Затем она подняла взгляд на Джордан.

– Значит, вы – Хеннесси. И, конечно, это не всё, что вы умеете.

Джордан широко улыбнулась. Своей ненасытной улыбкой, полной уверенности и добродушия. Никаких признаков волнения, никаких намеков на то, как это для нее важно.

Ти-Джей слегка нахмурился.

– Что там, Берни?

– Хеннесси ищет работу в агентстве, – Фейнман солгала так быстро, что Джордан задумалась, не приготовила ли она эту ложь заранее, до прихода.

– Занимаешься делами на моей вечеринке? – спросил Ти-Джей. – Смотри, придется заплатить аренду за пользование моей гостиной как конференц-залом.

Фейнман подняла полный бокал.

– Принеси мне еще вина, Тедж.

Ти-Джей ушел, молча и послушно, как ребенок.

Постукивая серебристыми ногтями по поддельной подписи Брека, Фейнман перешла к делу.

– Полагаю, что увижу нечто большее, чем салонные фокусы.

– Это закуска, – заверила Джордан. – Не перепутайте с главным блюдом.

Зубы Фейнман представляли собой ровную линию жемчужин, скрытых за тонкими губами.

– Ну так несите еду.

– Минутку.

Улыбка Джордан исчезла в ту самую секунду, когда она вышла на холод. Она успокоилась, взглянув на «Супру», стоящую возле дома, где она ее выиграла, на пригородные коттеджи, освещенные лучами света с крылечек и из гаражей, на машины, которые тихо спали в сумерках под осенними деревьями, похожими на скелеты. Она подумала, как бы нарисовала этот район, где расположила бы центр композиции, что подчеркнула бы, а что убрала в тень. Она представила, как превратила бы его в произведение искусства.

Потом Джордан достала из машины шесть картин и вернулась в дом.

Она разложила свое добро на обеденном столе, чтобы Фейнман, держа в богомольей хватке винный бокал, могла его изучить. Это были копии. Демонстрация силы. Мэри Кэссетт, Хокни, Уотерхауз, Уистлер и «Мона Лиза» с татуировками, как у Джордан, потому что Джордан любила шутки.

Если гости уже успели удивиться, то теперь они были должным образом впечатлены. Даже жертва фальсификации – Брек Миртл – подошел, чтобы посмотреть поближе.

– Ну ты стремная, – сказал Ти-Джей. – Ты правда можешь подделать кого угодно?

Фейнман наклонилась ближе, чтобы рассмотреть самое важное: края холста и досок, следы на обороте, текстуру, мазки, пигмент, аккуратность основы. Но найти изъян не сумела.

– А как выглядят ваши собственные картины? – спросила она.

Джордан не знала. Она всю жизнь рисовала за других.

– Есть вещи, о которых леди не говорят.