– Девочки бы только разволновались.
– В самом деле. Разве можно жить надеждой и радоваться мысли о том, что удастся отпраздновать еще один день рождения? Ты права, ну и херня. О чем я только думала?
Хеннесси нежно взглянула на Джордан.
– Тебе это не идет, Джордан. Ты – не Мэд.
Гнев Джордан не утих. Наоборот, усилился.
– Я потратила несколько месяцев на то, чтобы добыть «Темную леди», – сказала она. – Для тебя, чтоб ты не мучилась. Но также и для остальных, потому что им нужна поддержка. Тринити была готова съесть ведро таблеток, и мы обе это знаем. Мысль о том, что всё еще может наладиться, не дала ей слететь с тормозов. В кои-то веки эта штука перестала над нами висеть. Над ВСЕМИ нами. И ты теперь говоришь, что не стоит пытаться?
Теперь Хеннесси тоже вспыхнула. Она злилась, как Мэдокс, но мрачнее и сложнее.
Она коснулась пальцем виска.
– Ты не знаешь, что происходит ЗДЕСЬ, Джордан. Я подыгрывала вам, я согласилась насчет «Темной леди», хотя знала, что это испоганит нам жизнь. И вот, как я и думала, жизнь испоганена.
– Мы никогда не встречали другого сновидца, – возразила Джордан. – Он знает, что делать. Он знает, что возможно, а что нет.
И тут она прочла на лице Хеннесси, что это и есть главная причина ее упрямства. Джордан прищурилась.
– Я слышу крик о помощи?
Хеннесси сказала:
– Не лезь сюда, Джордан. Это не то, что ты думаешь.
– Я думаю об остальных девочках. Ты могла бы попробовать.
У Хеннесси сверкнули глаза.
– Как будто я когда-либо думала о чем-то другом.
Сенко вернулся. Он начал медленно доставать спирт, перчатки и конверты с иглами. Воздух потрескивал от напряжения, но он, казалось, ничего не замечал.
– Ты хоть раз оказывался на волосок от смерти, Сенко? – поинтересовалась Хеннесси с агрессивной беззаботностью, не глядя на Джордан. – И я не имею в виду обгон на дороге. Я имею в виду настоящий, годный, качественный опыт.
Мастерская Сенко в норме не была местом, где задают вопросы и отвечают на них; Джордан подумала, что Сенко промолчит. Но он остановился в процессе разглядывания игл под увеличительным стеклом и произнес:
– Те дырки от пуль в двери.
– Не заставляй нас ждать, – намекнула Хеннесси.
Сенко повернулся к Джордан и принялся протирать ей горло спиртом.
– Лучше не сглатывать, пока я буду работать, иначе эта штука превратится в лилию, – предупредил он. – Сюда явились трое грабителей. Много лет назад. Тогда мастерская еще была не моя, она принадлежала моему боссу, Табмену. Никто не стал бы грабить МЕНЯ, я был просто лох. Никто и ничто. Табмен дал мне работу, чтобы уберечь от улицы. Сказал, что труп из меня получится так себе. Механик из меня тоже вышел так себе. Ни на что я не годился. Не знаю, почему Табмен терпел. Те парни, которые сюда вломились, хотели поиздеваться. Они поставили мне на шею ногу в ботинке, вот так, и ткнули пушкой, и стали грозить, что сейчас выстрелят. Знаете, что я подумал?
«Я никогда не жила своей жизнью», – подумала Джордан.
– Что, уложив тебя на живот, можно было бы заняться чем-нибудь поинтереснее? – предположила Хеннесси.
Сенко поднял бровь. Он оценил шутку.
– Я подумал: я никогда не пытался ничего исправить. Хоть машину, хоть свою жизнь… ничего. Я всё только портил. Максимум повернул несколько гаек. Не видел дальше собственного носа. Я должен был умереть, и после меня осталось бы одно дерьмо… ладно бы я попытался что-нибудь сделать, но не смог. Я даже не пытался.
– Надеюсь, история заканчивается тем, что ты поговорил с ними по душам, и те три поддонка – это Элиот, Прэтт и Мэтт, – сказала Хеннесси.
Элиот, Прэтт и Мэтт работали в мастерской.
– Я плюнул одному парню в глаз, выкрутил у него пушку и три раза выстрелил в другого через дверь. Получил за это два года, там-то и заинтересовался татуировками… и вот я здесь, – завершил Сенко.
– Очень вдохновляюще, – сказала Хеннесси.
Джордан чувствовала, как пульс бьется у нее на шее, прямо там, где Сенко собирался нарисовать очередной цветок. На шаг ближе к смерти. Она подумала, что не ХОЧЕТ этого. Она хотела перестать бояться, хотела позвонить Диклану Линчу и подарить ему что-нибудь, нарисованное тирским пурпуром, хотела иметь будущее, которое не выглядело бы в точности как прошлое.
Они наверняка могли найти выход.
Так жить было невозможно. Они сдавались, все еще продолжая дышать.
– Готова? – спросил Сенко.
Джордан села. И поймала взгляд Хеннесси.
– Я не буду делать татуировку.
– О, начались нервы, – заметила Хеннесси.
Вскочив с кресла, Джордан вытащила из лифчика десятку.
– Купи себе что-нибудь хорошее, – сказала она Сенко, который ничуть не удивился, возможно потому, что выражение лица у него не менялось настолько быстро.
Джордан направилась к двери. Она услышала, как Хеннесси что-то насмешливо сказала хозяину, прежде чем зашагать следом.
– Джордан, – позвала Хеннесси, – ну перестань дурить.
Джордан вышла в холодную ночь. У нее сразу же замерзли нос, шея, всё тело. Она слышала, как на далеком шоссе выли и сигналили машины. На соседней улице кто-то орал. Джордан чувствовала себя бодрой как никогда.
Дверь у нее за спиной хлопнула.