Пол вспоминал, как исказилось яростью лицо Джил, когда он сообщил ей о крещении их ребенка, как она набросилась на него с кухонным ножом, как потом билась на полу в истерике и из ее рта шла пена, а круглые глаза, казалось, вот–вот выскочат… Она запретила ему видеть Марка, сказала, что воспитает сына свободным от христианских запретов, делающих человека рабом… Ребенок умер через месяц, и Пол не знал нужно ли его жалеть: ему казалось, что он ушел туда, где ему лучше.
А вот Джил, которая тоже недолго после этого прожила, ему было жалко. Однажды, после очередной инъекции ЛСД, она пришла к нему.
Джил была какая-то прозрачная, но Марк сразу ее узнал.
— Где ты сейчас? – испуганно спросил он.
— Не знаю, меня гоняют с места на место, — измученным голосом сказала она. – Там намного хуже, чем в наших земных тюрьмах.
— Как же ты освободилась?
— Не освободилась. Там существует иллюзия свободы, когда кажется, что никто тебя не охраняет, никому ты ничего не должен, но только тогда и чувствуешь, что ты в самом жесточайшем рабстве, которое только можно вообразить.
— А что с Марком?
Лицо ее вдруг исказилось ненавистью:
— Ты отобрал у меня сына, не только на земле, но и в вечности! Он теперь в таких местах, которые я даже представить себе не могу!
— Ты хотела бы попасть к нему?
— Нет: я всю жизнь боролась против того, где он сейчас!
— Может быть, ты ошибалась?
Лицо Джил исказилось ненавистью, она не ответила.
— Почему ты мне явилась?
— Это легкий вопрос. Потому что ты используешь галлюциногены – они открывают видение нашего мира. Если умрешь от передозировки – будем жить вместе вечно…
Джил жутко захохотала и исчезла.
В другой раз Полу явился Марк. Он почему-то был уже взрослым мужчиной, но Пол сразу узнал его.
— Что с тобой? – спросил он сына.
— Со мной все хорошо, а вот с тобой нет.
— Ты знаешь, что с мамой?
— Ей уже нельзя помочь, — грустно сказал Марк. – А вот тебе еще можно.
— Помочь? В каком смысле?
— Если ты не откажешься от наркотиков и ЛСД, то пойдешь туда, где она.
— Из-за них я могу тебя видеть?
— И да, и нет. Обычно те, кто себя добровольно одурманивает, видят только то, что вселяет в них страх или наоборот ложные надежды, и губит их душу. Но ты хотел нормальной семьи, когда узнал о том, что мне предстоит родиться, те два дня, которые мы были вместе, ты использовал, чтобы меня крестить. И поэтому я не только могу за тебя молиться, но мне дан и единственный шанс предупредить тебя – второго, скорее всего, не будет.
— Предупредить о чем?
— Откажись от наркотиков и ЛСД!
Марк пропал, а Пол, когда очнулся, принял решение сделать так, как сказал ему сын в видении. Наркотиков он почти не употреблял, а отвыкание от ЛСД оказалось физически безболезненным. Однако в душе его образовалась зияющая пустота, которую он не знал, чем заполнить. И почему-то принял решение съездить в заброшенный город Моуди, где прошло его детство…
Следователь Беркли
Ричарду Беркли было сорок лет. Пятнадцать из них он работал следователем в полицейском управлении Нью–Йорка. Он много всего разного видел в жизни, но это дело с убийством священника не давало ему покоя. Сразу от начальника полиции, оформив все бумаги, он отправился в психиатрическую клинику, и потребовал отдать ему Пола.
— Но… это невозможно… — растерялся доктор Хайд.
— Отчего же? Все документы у меня в полном порядке! – возразил Беркли. – Ведите меня к нему! Не вынуждайте законного представителя власти применять силу!
И для убедительности достал из кобуры пистолет. Этот аргумент подействовал решающим образом. Увидев, привязанного к кровати Пола, он присвистнул:
— У нас что здесь: Освенцим?
Пришедший в себя доктор Хайд начал возражать, что хотя, конечно, он лично очень рад, что подозрения в отношении его пациента в убийстве не нашли подтверждения, он от этого не перестает быть психически больным, нуждающимся в строгой изоляции и медицинском наблюдении. И отдать его следователю он не может.
— Вот как? – поднял брови Беркли. – А у меня сложилось впечатление, что этого человека здесь насильно удерживают те, кто не хочет, чтобы преступление было раскрыто. И сдается мне, что у тебя есть все шансы отправиться надолго в такую же комнату как эта за пособничество им!
И, чтобы показать, что не шутит, ткнул Хайда дулом в висок. Тот побледнел и распорядился отвязать Пола и выдать ему одежду. Узник, качаясь, встал, идти ему было тяжело.
— Кто вы? – спросил он офицера.
— Следователь. Нам нужно о многом поговорить.
Но стоило Беркли с Полом покинуть клинику, как Хайд бросился к телефону:
— Мистер Линс! Это непонятно что творится! – кричал он в трубку.
— Успокойся, и расскажи все по порядку, — приказал ему собеседник.
А через полчаса звонок раздался в кабинете начальника полиции.