Призрачная Америка

— А ты бы не сочинял ничего, — грустно сказал Альберт, — ты бы только стенографировал… Даже не представляешь, Валерий, как тебе повезло, что ты сразу отказался…

Злокозненный Свинчутка

Борух Никанорович вальяжно развалился в кресле в кабинете сэра Джеймса и без всяких стеснений поглощал приготовленное для него угощение: сало, мацу и водку. Такой необычный продуктовый набор был излюбленным у профессора, по крайней мере, он об этом всегда говорил.

— Сэр Джеймс, — довольно разборчиво, несмотря на то, что рот его был забит едой, обратился Свинчутка к президенту университета, морщившемуся от резкого запаха сала с чесноком и водки, — так о чем вы хотели со мной поговорить?

— У нас есть вопрос к Президенту США. Рональд Рейган сумел поднять популярность этого поста на очень большой уровень. Как актер он знал, чем привлечь публику. Он и в фильмах‑то играл самого себя, а уж, став первым лицом страны, превратился во всенародного любимца. Тем более, что его считают победителем в холодной войне, хотя его роль в этом была более, чем скромной. При его преемнике Джордже Буше произошел развал Советского Союза, поэтому рейтинг этого Президента также зашкаливал. Но сегодня уже иной Президент – Билл Клинтон. И нам кажется, что на его примере следует показать, что Президент – всего лишь обычный человек, устроить показательную экзекуцию на весь мир. А потом — оставить его в должности, но чтобы и он и те, кто будут после него, не думали, что они значат больше нас. Доступно я изъясняю?

— Вполне, — кивнул Борух Никанорович, смачно рыгнув. – Думаю, что нужно опозорить его, но так, чтобы с одной стороны серьезное отношение к нему пропало, и в то же время, чтобы то, что он сделал не оттолкнуло от него симпатий большинства американцев…

— Это было бы идеально, — согласился сэр Джеймс. – Но что бы это такое могло быть?

Свинчутка залпом выпил целый стакан водки, отчего президент университета посмотрел на него с большим удивлением, но ничего не сказал. Затем он жарко начал излагать лорду Моро свои идеи. Сначала тот слушал с недоверием, но затем лицо его прояснилось.

— А вы правы, Борух, — улыбнулся он. — Обязательно попробуем это сделать. То, что само по себе ничего не значит в тысяче случаев, в конкретном месте и времени, для конкретного человека может оказаться страшным ударом, у вас просто чутье на это!

Через неделю в Белом Доме появилась новая практикантка. Ее звали Моника Левински.

Жизнь в Моуди

За последние четырнадцать лет в Моуди многое изменилось. Арнольд и Валерий женились на местных девушках – первый на белокурой сироте Сьюзен, второй на испанке Хуаните, отец которой дон Санчес был помощником шерифа. В браке оба друга оказались счастливы; у Арнольда было трое детей, у Валерия четверо. Пол, ошибками молодости лишивший себя возможности счастливой семейной жизни, с радостью проводил теперь время с детьми своих младших друзей.

Отец Уильям постарел, но еще держался. А вот Ричарду с годами становилось все сложнее управляться с протезами; ему понадобился помощник. На эту должность десять лет назад он взял приехавшего в город с восемнадцатилетней дочерью сорокалетнего вдовца дона Санчеса, потерявшего жену и остальных детей в вооруженном конфликте на мексиканской границе и искавшего место, где его душа могла бы обрести покой. Таким местом оказался Моуди. Правда, помощник шерифа без восторга отнесся к тому, что его дочь влюбилась в странного русского, про которого поговаривали, что он лежал в сумасшедшем доме. Но через несколько лет Санчес изменил отношение к зятю, и они подружились.

В Моуди жило около тысячи семей. Шахта работала, но в эпоху глобализации не одна она была источником жизни для его обитателей. Среди жителей были и представители свободных профессий – литераторы, художники, которые почему‑то находили особое вдохновение в этих заброшенных местах. Много было пенсионеров, живших здесь раньше, до печально известных событий, и пожелавших именно в этом месте закончить свою жизнь. Как и везде в Америке здесь была развита сфера потребления. Но что для конца восьмидесятых годов нетипично – практически все живущие в Моуди были очень религиозны. Отец Уильям не мог нарадоваться на свою паству. В какой‑то мере жизнь в городе была похожа на ту, которая была здесь до того, как мистер Линс принял решение все здесь разрушить и осквернить. Но теперь для прекращения жизни в Моуди недостаточно было бы просто закрыть шахту.

Мэром так и был генерал Фред Бэрримор, не покинувший город, несмотря на поступавшее к нему предложение стать сенатором. Он и Ричард Беркли настороженно смотрели на идиллию городка, ответственными за который себя чувствовали. Глядя на младших друзей, они с одной стороны радовались за них, с другой – боялись, что все это будет недолговечным.

— Тоже мне: красивые молодые жены, дети, кошки, собаки, все любят друг друга! – ворчал Ричард. – Слишком уж все идиллически здесь, не вериться мне, что это надолго!

— Я тоже боюсь, что что‑то случится, — вздыхал генерал.