Призрачная любовь

Меня снова спасли — пусть даже неосознанно. Я назвала мужчину моим Рыцарем, потому что он вызволил меня из беды. Он был бездетным вдовцом и писателем. Его лучшие истории повествовали о рыцарях и принцессах, о жутких чудовищах и волшебных заклинаниях — прекрасные сказки, которыми он мог бы очаровывать своих возлюбленных перед сном. Но издатели печатали только те его книги, что были посвящены Священному Писанию. Это злило моего Рыцаря, и его походка становилась скованной, как будто он все время носил железные доспехи. Я, как могла, утешала хозяина, и мои старания не раз смягчали самые резкие углы в его словах, благодаря чему написанные книги все-таки выходили в свет, наполняя карманы писателя деньгами, а шкафы в нашей кладовой — припасами.

Однажды мы пошли в театр, и там я снова едва не угодила в ад. Двое друзей пригласили моего хозяина на постановку пьесы «Много шума из ничего». Стоя в ложе рядом с его креслом, я восхищалась игрой актеров и их яркими костюмами. В тот момент мы с Рыцарем находились на расстоянии двух штакетин одного забора. Я по глупости пожелала сменить хозяина и тем самым нарушила таинственное правило призрачных скитаний. Мне понравился один из актеров, игравший на освещенной сцене, и я захотела перейти к нему. В мгновение ока лютый холод вонзился в мое сердце. Я провалилась сквозь пол и почти погрузилась в могилу, прежде чем смогла остановить падение. Мне удалось ухватиться за руку Рыцаря, и я повисла на ней.

— Беру свои слова назад, — отчаянно взмолилась я. — Верни меня к моему Рыцарю.

Весь последний акт пьесы я то погружалась во мрак ада, то выбиралась из него. Ледяная боль пронзала меня снизу, и казалось, что я плыву по зимнему морю в дырявой лодке, похожей на гроб. Холодная вода заливала мои ноги. «Пожалуйста, позволь мне вернуться к нему», — умоляла я Господа. Наконец, когда занавес упал, меня выбросило на теплый и сухой ковер у ног моего Рыцаря. После этого случая я стала очень разборчивой в своих желаниях.

Когда по прошествии лет моего Рыцаря увезли в темный угол больничной палаты, я поняла, что снова теряю своего единственного друга. Я взмолилась, чтобы мне позволили уйти вместе с ним, но не получила ответа. И тогда меня спас хриплый баритон, абсолютно не похожий на голоса моих первых хозяев.

Оказалось, что в соседней палате лежал некий драматург со сломанной рукой. Он смеялся и рассказывал товарищу о приключении, ставшем причиной нелепой травмы. Я покинула постель моего Рыцаря, прошла сквозь стену и, корчась от холода, который уже проникал в мои кости, обвила руками этого глупого молодого человека. Я не выпускала его из объятий, пока не уверилась, что теперь останусь с ним.

Этот юноша, мой Драматург, во всем отличался от первых двух хозяев. По вечерам он устраивал пирушки, затем, лежа в постели, до четырех утра писал сценарии, в одиннадцать вставал, шел на работу в театр, вечером ужинал, а потом снова кутил с друзьями. Вряд ли он хотя бы самую малость чувствовал мое присутствие рядом. В его кругу считалось модным пропивать талант и прожигать жизнь впустую. Мой Драматург писал комедийные пьесы, заставлявшие людей смеяться. Мне удавалось влиять на него только в пасмурные дни, когда он просыпался утром после пары часов сна, напуганный кошмарами. И вот тогда я садилась на край его кровати и читала стихи моей Святой, пока он вновь не засыпал. Мой хозяин слишком много пил и слишком мало ел, поэтому он умер молодым прямо во время одной из своих вечеринок.

Симпатичный и галантный мужчина, присутствовавший при том событии, подхватил Драматурга под руки, и это напомнило мне сцену с Горацио и умирающим Гамлетом. Я тут же избрала его своим новым хозяином. Мой Поэт (я называла его так) был более чуток к призрачному шепоту. Когда он засыпал над страницей с незавершенным стихотворением, я с огромным удовольствием внушала ему свои литературные идеи. На следующее утро он, словно Кольридж с его видениями рая, просыпался и воплощал мои подсказки в золотые строки. Время от времени мой Поэт влюблялся без особой взаимности в джентльменов, склонных (и не очень) к однополой любви. В конечном счете он так и не нашел себе партнера. В поздние годы, будучи семидесятилетним лектором, он стал кумиром юноши по фамилии Браун.