Призрачная любовь

— Да, сэр, — говорит она, не смея поднять взгляд от своих ног и заставляя меня в миллионный раз пожалеть о том, что я когда- то к ней прикасался, но отчаявшиеся мужчины требуют отчаянных мер. — Ты только что разминулся с ней.

Кейси увлекается БДСМ, и, хотя я баловался им то тут, то там и получал удовольствие от роли доминанта, она слишком серьезно относится к своей роли сабмиссива. Я предпочитаю женщин с твердым характером. Мне нравится, когда они спорят. Черт возьми, мне даже нравится, когда они хотят бросить мне вызов и взять контроль в свои руки, и рано или поздно, я знаю, Аспен так и сделает. Однако она все еще пытается понять, что ей нравится.

Закончив с бредом Кейси, я взбегаю по лестнице, хватаясь за перила и используя их, чтобы подниматься быстрее, и, прежде чем я успеваю опомниться, я оказываюсь в прихожей и вырываюсь в темный переулок. Я спешу к дороге и испускаю тяжелый вздох облегчения, когда нахожу белый "Corvette" Аспен.

Она сидит в машине с работающим двигателем, и ясно, что у меня есть всего две секунды, чтобы поймать ее, прежде чем она сорвется с места.

Для меня важна каждая секунда.

Поспешно обойдя ее машину и оказавшись на дороге, я хватаюсь за ручку водительской двери и широко распахиваю ее, наблюдая, как Аспен визжит от страха, явно решив, что я какой-то уличный мудила, желающий поживиться за счет красивой женщины.

— Черт возьми, Айзек. Какого черта ты творишь? Ты напугал меня до чертиков.

Я сжимаю челюсти, не понимая, почему вдруг чувствую себя таким взвинченным.

— Что, блядь, там только что произошло? — спрашиваю я. — Только что у нас все было хорошо, а потом все пошло наперекосяк. Почему ты так сбежала? Если я что-то сделал, ты должна мне сказать. Ты не можешь просто сбежать и оставить меня в чертовой неизвестности.

Она смотрит на меня с таким видом, будто я ни черта не понимаю и должен знать лучше, и все, что она делает, — это выводит меня из себя. Она чертовски права, я и правда ничего не понимаю, и мне, наверное, нужно знать лучше.

Поняв, что я не заинтересован в глупых играх, она тяжело вздохнула и заглушила двигатель, окинув меня тяжелым взглядом.

— Ты заставил меня почувствовать себя грязной.

Моя челюсть практически отрывается от лица, падая на гребаную землю.

— Что за хуйня? О чем ты говоришь? — требую я, мой разум прокручивает все, что только что произошло, и ничего не находит. — Это из-за шариков? Я думал, ты не против.

Аспен стонет, закатывая глаза.

— Это не имеет никакого отношения к гребаным шарикам.

— Тогда не стесняйся ввести меня в курс дела в любое время.

Жесткость в ее глазах исчезает, оставаясь лишь уязвимостью, от которой у меня в груди что-то щемит.

— Ты превратил это в сделку, Айзек, — говорит она, ее плечи опускаются от тяжести того, что она пытается сказать. — Я знаю, мы согласились, что это был просто секс. Я понимаю это, действительно понимаю. Но когда ты отправил меня восвояси, ты заставил меня почувствовать себя незнакомкой с улицы, хотя, несмотря на все, что ты говоришь, мы оба знаем, что это нечто большее.

— Это не нечто большее, — возражаю я, практически чувствуя, как мои стены встают на место.

Пьяные звонки и смс, грязные разговоры. Я знаю, что был с ней смел, но, возможно, я ввел ее в заблуждение, а это не входило в мои намерения.

— Но это так, — огрызается она в ответ. — Что бы ты ни говорил, это всегда будет нечто большее, потому что, нравится тебе это или нет, у нас есть история. Мы знаем друг друга всю нашу жизнь, и, хотя я согласна, что это просто секс, я не соглашусь, чтобы со мной обращались как с какой-то второсортной шлюхой. То, что только что произошло, было равносильно тому, что тебя выгнали после секса на одну ночь, а ты даже не успела стащить с парня рубашку. Я имею в виду, черт возьми, Айзек! Твой член был примерно на половине моего пищевода! Тебе не кажется, что это, по крайней мере, заслуживает того, чтобы после этого мне предложили выпить?

Я просто смотрю на нее, а легкая ухмылка приподнимает уголки моих губ.

— Ты хочешь сказать, что хочешь… — я с трудом сглатываю, — обнимашек?

Ее лицо вытягивается, она смотрит на меня так, будто не уверена, что говорит со мной на одном языке.

— Когда, черт возьми, ты слышал, чтобы я говорила, что хочу обниматься? Черт возьми, Айзек. Ты же знаешь, что ты невыносим, верно?

— Я невыносим? Это ты убежала, потому что хотела потискаться.

— В последний, блядь, раз, — говорит она, а в ее зеленых глазах горит разочарование. — Я НЕ ХОЧУ ОБНИМАТЬСЯ!

— Черт возьми, Аспен. Почему бы тебе не рассказать всей гребаной улице о наших делах?

Аспен вылетает с водительского сиденья, и ее пальцы упираются мне в грудь.

— Клянусь Богом, я собираюсь залезть тебе в глотку, вытащить твои яйца через рот и придушить тебя ими, — цедит она сквозь сжатые челюсти. — А теперь оставь меня в покое. Я еду домой, чтобы сделать маленькую куклу-вуду Айзека и утопить ее.

— Нет.

Она изумленно смотрит на меня.

— Что значит нет?