Остин больше никогда не увидит во мне свою невинную младшую сестру. Он никогда не будет любить меня так, как раньше, а что касается их дружбы, — я не знаю, есть ли что-то, что сейчас спасет ее.
С тяжелым сердцем я возвращаюсь к своей машине, и, отъезжая от дома, в котором мне больше не рады, я веду машину на автопилоте, не зная, куда еду, важно только то, чтобы это было подальше от Остина.
Я думала, его любви ко мне будет достаточно, чтобы мы справились. Я думала, он все еще будет держаться за меня и говорить, что все будет хорошо. Я знала, что он был зол, но это… Я никогда не чувствовала себя такой разбитой.
Я веду машину несколько часов, мчась по шоссе и обратно, пока мой бак не становится почти пустым, и игнорирую звонки и сообщения от мамы и Бекс. Возможно, они просто хотят убедиться, что я еще жива, но жива ли я? Что я должна сказать после этого? Я точно не чувствую себя живой.
Уже больше десяти, когда я наконец останавливаюсь. Мои глаза опухли и болят от многочасовых рыданий, а в груди… просто пусто, но, когда я смотрю в окно на дом Айзека, пустота превращается в огромную пропасть душевной боли.
Выйдя из машины, я обнаруживаю, что стою так несколько мгновений, прислонившись к закрытой водительской двери, и просто смотрю на его дом. Трудно убедить себя в том, что все мои мечты о том, чтобы построить жизнь с Айзеком, изначально не имели никакого значения. И прежде чем я набираюсь смелости подойти к двери и положить конец всему, чего я когда-либо хотела, дверь открывается, и появляется Айзек, выглядящий таким же разбитым, как и я.
На его лице появляется мрачное выражение, и когда он переступает порог и направляется ко мне, я готовлюсь к худшему.
Вот и все. Он прекращает все, как и должен был сделать с самого начала.
Это хорошо. По крайней мере, он будет тем, кто сделает это, и мне не придется разрывать собственное сердце на куски. Так будет лучше, и однажды, может быть, через годы, я смогу смириться со всем этим, но, черт возьми, это будет больно еще долго.
Я едва могу встретиться с ним взглядом, когда он подходит ко мне, и как раз в тот момент, когда я ожидаю, что он произнесет слова, которые разорвут меня в клочья, он делает еще один шаг и притягивает меня в свои объятия. Его тело прижимается ко мне, и он обнимает меня, положив руку мне на затылок, в то время как мое лицо прижимается к его сильной груди, и я не слышу ничего, кроме звука его бьющегося сердца.
— Я не хочу терять тебя, Птичка.
Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ним, неуверенная, к чему он клонит.
— Я с самого начала сказал, что не хочу причинять тебе боль, — говорит он мне, другой рукой обнимая меня за талию. — И теперь у меня нет гребаного выбора.
— Айзек, — выдыхаю я, моя рука на его груди сжимает ткань, я не готова услышать слова, которые вот-вот слетят с его губ.
— Прости, Аспен. Я не должен был позволять этому зайти так далеко. Я всегда знал, что ты чувствуешь ко мне, и, несмотря на то, что ты говорила, что это ничего не изменит, я знал, что так и будет. Я позволил этому продолжаться, зная, что ты еще больше привяжешься ко мне.
— Не надо, — говорю я дрожащим голосом. — Не начинай вести себя так, будто никогда ничего не чувствовал. Я знаю, что ты чувствовал.
— Я не пытаюсь сказать, что я ничего не чувствовал. Думаю, сейчас мы достигли той точки, когда я больше не могу этого отрицать. То, что я чувствую к тебе, Аспен… Меня чертовски убивает, что это не может быть просто. Я не могу просто взять и назвать тебя своей. Остин был моим лучшим другом на протяжении двадцати пяти лет, и, несмотря на то, что я чувствую по этому поводу и знаю, что это разорвет тебя на части, я остаюсь при своем мнении, которое высказал в доме твоих родителей. Мы не можем быть вместе, пока Остин не согласится с этим.
Слезы катятся по моим щекам, и он поспешно вытирает их.
— Он никогда не согласится с этим, — говорю я ему.
Айзек кивает, и понимание зарождается в моей груди.
— Я знаю.
— Значит, это все? — кричу я, вырываясь из его объятий. — Мы просто продолжим притворяться, что нас никогда не было.
— Мы должны.
Я отворачиваюсь, не в силах даже взглянуть на него, не сломавшись. Он отвергает то немногое, что осталось от моего сердца, как будто я никогда не имела значения. Он подходит ко мне сзади, его руки смыкаются вокруг моей талии, и мы стоим в гробовом молчании, потому что никто из нас не хочет уходить.
— Остин считает, что я отдалась тебе и что ты воспользовался мной, — бормочу я. — Он сказал, что пока я встречаюсь с тобой, он не будет со мной общаться.
— Блядь, — выдыхает Айзек, поворачивая меня в своих объятиях. Он берет меня за подбородок и приподнимает его, пока мои покрасневшие глаза не встречаются с его. — Ты думаешь, я воспользовался тобой?
Я качаю головой.
— Остин сказал…
— Мне насрать, что сказал Остин, — говорит он мне. — Я хочу знать, что ты думаешь.