С северо-запада заходила огромная, сизая, словно беременная на последнем сроке, туча. В самой её сердцевине что-то уродливо клубилось. А внизу, по тротуарам, шагал ветер, покрывая землю шлейфом из пыли.
— Ого! Довольно неожиданно, — прокомментировала увиденное Лена.
— Передавали штормовое предупреждение. Пока не пройдет гроза, сиди, пожалуйста, на месте, ладно?
— Я не жажду принять грудью натиск непогоды. Буду паинькой.
— Вот и умница. Я могу не волноваться?
— С полным правом.
— Пока.
— Пока, — ответила Лена.
Оставалось лишь надеяться на то, что: "Пока!" — звучало недостаточно жалобно.
Лена с детства боялась грозы.
Раз уж предстояло "застрять", было принято решение благоустраиваться. Переодевшись в халатик, девушка прошла на кухню, делать яичницу. Разбив пару яиц на сковородку, пожалела, что не купила молока, — можно было бы сделать омлет. Поставив на стол тарелку с яичницей, дополнив этюд колбасой, Лена подняла стакан с кока-колой в приветственном жесте, прошептав (бог весть знает, почему не сказав в полный голос):
— С новосельем!
Невидимое око смотрело с одобрением.
Сумерки сгущались быстро, как это обычно бывает во время летних гроз. Руки у Лены покрылись гусиной кожей, воздух вокруг наэлектризовался. Раздавшийся грохот расколол небо и землю на половинки, обливая комнату ослепительным, бело-синим, потусторонним светом.
Лена попыталась обратиться к себе с увещеваниями: "Дождь — это даже уютно. Ты — у себя дома. Бояться нечего. Ты же не веришь, что с чердака вылезет "бука?".
Грохот, пронесшийся вслед за вспышкой света, был громче первого и напоминал львиное голодное рокотание. На этой стадии она всегда выдергивала все штепселе из розеток. Так, на всякий случай, от беды подальше. Но оставаться в чужой квартире в мертвой тишине — себе дороже. Поэтому для верности и лучшей звукоизоляции Лена направилась в ванную.
Звук падающей воды всегда действовал на неё успокаивающе. Ванная комната, отделанная темным зеркальным кафелем, с блестящей белой ванной на витых позолоченных ножках посередине, с большим зеркалом в человеческий рост, в котором можно было видеть себя, утопающую в белой пене, к сожалению, казалась совершенно неуютной.
Словно декорация к фильму ужасов.
У Олега явно намечалась тенденция к позерству. Все, что он приобретал, отличалось холодом, чем-то нежилым, казенным.
Открыв кран, Лена с опаской повернула рычаг газовой колонки, пусть и последней модели, но все равно внушающей трепет. Огонёк, нерешительно затрепетав, уверенно побежал по предназначенным для него дорожкам ровной синей ленточкой.
Потрясающий грохот поверг Елену в панику. Вслед за грохотом по спине потянуло сильным сквозняком. Выглянув из импровизированного "бомбоубежища", девушка, увидела, что окно в спальне распахнуто настежь и рама с глухим, неприятным, режущим по нервам звуком, колотится о стену, грозя рассыпать оконные стекла острыми брызгами на головы случайных прохожих. Занавески, как грива огненного коня, разлетались по комнате. В распахнутое окно влетали яростные порывы ветра вперемешку с водяными брызгами.
Бросившись к окну, девушка в глубине души была уверенна, что сейчас раму заклинит, и она будет смешно и нелепо болтаться между небом и землей. Но, против ожиданий, окно послушно и легко поддалось движению неумелых рук.
Закрыв окно, Лена основательно проверила все задвижки, и только потом опустила занавески. В комнате стало тише. Стекло отрезало пространство от падающих капель. После неожиданного проветривания в комнате сохранился запах грозы: аромат озона и пыли.
Собираясь отойти от окна, девушка неожиданно зацепилась взглядом за узкую щель под подоконником. Сначала она подумала, что ей просто померещилось, но, приглядевшись, убедилась, что щель действительно существует. Ухватившись за выступ пальцами, девушка потянула дверцу на себя, открыв нишу, точно такую, какие обычно делают в "брежневках" на кухнях, чтобы домохозяйки могли хранить консервированные овощи. На полке в обнаружившейся нише Лена нашла несколько запыленных фотографий и старую общую тетрадку.
С первой открытки на неё смотрели "Битлы".
На второй фотографии была запечатлена группа подростков. Воображение Лены живо нарисовало поездку в колхоз, на уборку свеклы. Или картофеля. У ребят на снимках были веселые лица. Один из них держал в руке крупный овощ над головой другого, делавшего вид, что пытается дотянуться до свеклы.
С третьего фотоснимка, явно сделанного в профессиональном ателье не меньше четверти века назад, на неё смотрела хорошенькая блондинка, чем-то напомнившая её саму. Те же прозрачные, светлые, глубоко посаженные глаза, высокие скулы над слегка запавшими щеками, полные губки. То же выражение лица: лукавое, насмешливое, словно девушка усмехалась чему-то про себя. Волосы её пушились над плечами в завитых локонах.