Призрачная ночь

Лукас оттолкнул Ранульфа так сильно, что тот отлетел ко мне. Я пошатнулась и ударилась о старый кинопроектор. Острый металл поцарапал мне плечо. Я ощутила боль — реальную боль, такую, какую испытывала раньше, когда обладала настоящим телом, а не этим призрачным подобием. Прикоснувшись к плечу, я почувствовала между пальцами тепловатую влагу, отдернула их и увидела кровь — серебристую, странную. До сих пор я даже не подозревала, что у меня все еще есть кровь. Жидкость мерцала, как ртуть, и казалась в этом тусклом свете радужной.

Схватка тем временем становилась все более жестокой: нога Балтазара врезалась Лукасу в живот, кулак Лукаса — Ранульфу в челюсть, но тут Балтазар увидел, что у меня течет кровь, и закричал:

— Бьянка, отойди! У тебя идет кровь!

Что это значит? Наверняка вампиры не пьют кровь призраков, поэтому Лукас не впадет из-за моей раны в большее неистовство, хотя в тот момент я очень сомневалась, что можно взбеситься еще сильнее. Пусть Лукас был младше и слабее, но им двигало отчаяние, делая свирепым. Вполне вероятно, что он способен победить Ранульфа и Балтазара, вместе взятых. Я знала, что не вынесу этого, но другой исход был еще хуже! Мой страх усилился и перешел в ярость.

Хватит!

Я кинулась к ним, не обращая внимания на окровавленные пальцы, вскинула руку вверх и закричала:

— Прекратите!

Капли серебристой крови разлетелись вокруг. Все три парня попятились. Балтазар прошептал:

— Не суйся в это, Бьянка.

Проигнорировав его, я шагнула прямо к Лукасу. Он прижался спиной к стене, дико озираясь, словно думал только о том, как отсюда сбежать, а может быть, искал живую добычу. Смерть заострила его черты, и лицо сделалось еще более красивым и одновременно бесконечно пугающим. Прежними остались только глаза.

И я сосредоточилась на его глазах.

— Лукас, это я, Бьянка.

Он ничего не сказал, просто уставился на меня и стоял совершенно неподвижно. До меня дошло — он не дышит. Большинство вампиров делают это по привычке, но, похоже, Лукаса смерть поглотила целиком. Нет уж, я этого ни за что не допущу!

— Лукас, — повторила я. — Я знаю, что ты меня слышишь. Парень, которого я любила, все еще здесь. Вернись ко мне. — И снова пожалела, что не могу испытать облегчение, которое приносят слезы. — Смерти не удалось отнять меня у тебя. И не удастся отнять тебя у меня, если ты ей не позволишь.

Лукас молчал, но напряжение немного спало, его мышцы расслабились. Он все еще выглядел разъяренным, почти безумным, но к нему вернулось некоторое подобие самоконтроля.

Что я могла сделать? Сказать что-нибудь, чтобы пробиться к нему? Что-нибудь, что он вспомнит…

Когда Лукас впервые узнал, что я родилась у двух вампиров, ему пришлось преодолеть свое отвращение к нежити, чтобы остаться верным своей любви ко мне. Если он вспомнит, что чувствовал, когда принял меня такой, какой я была, то, может быть, сумеет принять и то, чем стал сам.

Запинаясь, я повторила ему его собственные слова:

— То, что ты вампир, для меня не имеет значения. Это не меняет моих чувств к тебе.

Лукас моргнул, и в первый раз после того, как он восстал из мертвых, его взгляд полностью сфокусировался. Я увидела, что клыки исчезли, остались только неестественная бледность и красота вампира. Во всем остальном он выглядел как человек. Выглядел самим собой.

Лукас прошептал:

— Бьянка?

— Это я. О, Лукас, это я!

Лукас крепко прижал меня к себе, а я обвила руками его шею. На мое плечо капали горячие слезы: как жаль, что я больше не могу плакать! Наши ноги подогнулись одновременно, и мы вместе опустились на пол.

Я оглянулась, чтобы попросить Балтазара и Ранульфа уйти, но они уже были на полпути к двери.

Как только мы остались одни, я запустила пальцы в волосы Лукаса, погладила его по спине и поцеловала.

— Ты сумел вернуться, — сказала я. — Мы снова вместе. У нас все будет хорошо.

— Я и не думал, что увижу тебя снова. Я решил, что ты умерла.

— Я умерла. Мы оба умерли.

— Но тогда как… как это может быть?

— Я стала призраком. Только призраки вроде меня — рожденные двумя вампирами — обладают могуществом, которого нет у других. Если я захочу, могу обрести тело, во всяком случае, на какое-то время. Если бы я знала все это раньше, если бы могла рассказать тебе, ничего такого не случилось бы.

— Не говори этого. — Его голос звучал сдавленно.

Мы прижались друг к другу лбами, и это прикосновение должно было нас утешить, но мы оба были такими холодными!

— У меня такое тяжелое тело. Неправильное. Мертвое. — Руки Лукаса на моих плечах напряглись. — Да еще этот голод… я от него зверею. Он сводит меня с ума. Ты снова в моих объятиях — я навеки потерял тебя, а ты здесь, — но единственное, о чем я могу думать, единственное, чего я хочу…

Он не смог договорить, но этого и не требовалось. Я знала, что он хочет только одного: крови.

— Потом будет лучше.

Родители всегда мне это говорили, и разве большинство вампиров в «Вечной ночи» не служат тому доказательством?

Кажется, Лукас мне не поверил, но послушно произнес:

— Придется держаться.

— Да.