Это был его родной город, его Пермь. Призрак не знал, в какой год и день он летит, но в глубине теплилась надежда, что это его время. Он его ни на какое другое не променяет. Теперь уж точно. Никаких экспериментов, никаких опытов больше он совершать не намерен.
Человек должен жить в том времени, в котором родился. Оно накладывает едва заметный отпечаток на все: поступки, образ мышления… И, оказавшись в чужой реальности, человек начинает комплексовать, постепенно сходя с ума. Для психики сия нагрузка запредельна.
Полет все ускорялся. Изместьев различал деревья, улицы, дома. Но среди всей этой ночной картины выделялся один — он узнал его. Та самая высотка, с шестнадцатого этажа которой он шагнул в неизвестность вечность назад. Ему казалось, что с тех пор пролетело несколько жизней, в каждой из которых он успел что-то почувствовать…
На карнизе шестнадцатого этажа кто-то стоял. Изместьев узнал свой собственный силуэт. До прыжка оставались считанные мгновения. Его задача — быть на траектории прыжка, чтобы тело и душа совпали, объединились в одно целое.
Силуэт посмотрел на часы… Еще секунда и он прыгнет. Ну почему призраку всегда приходится успевать из последних сил. Почему???
Он догнал свое тело уже в полете. Ощущение было такое, словно его втиснули в не по размеру тесный скафандр.
Последние впечатления — раскрывшаяся перед ним свои щупальца морская звезда. Он угодил в самый ее центр. Ощущения были такими же, как в далекой юности, когда он взял немыслимую высоту своего роста — метр семьдесят пять. Но тогда Изместьев рухнул на кучу матов, а здесь был батут, вернее — гигантская воздушная подушка, кем-то предварительно накаченная. В нее он и угодил.
Он приземлился! Его тело практически не пострадало: в той же футболке и трико, в тапочках. Сквозь толпу склонившихся над ним людей протиснулась Люси. Она схватила его за футболку:
— Что ж ты мне не сказал, что решил свести счеты с жизнью? — кричала она срывающимся голосом. — Я бы вместе с тобой на карниз вышла. Мы бы такую рок-оперу замутили! Как «Иисус Христос — суперзвезда».
— Я не… я как-то… когда, — заикал Изместьев, подозрительно ощупывая собственное тело. — Не хотел я счеты с жизнью сводить. И не собирался вовсе. Вы… ты… могли… могла так подумать? Почему?
— А кто еще с высоты вниз башкой ныряет? — незатейливо, по-простому пояснила Люси. — Только самоубийцы. И никто больше.
— А откуда эти люди? — с подозрением спросил. — Как будто кто-то повесил объявление, что сегодня случится исторический полет.
— Одна я бы ни за что не смогла привезти сюда и накачать эту штуку, — призналась Люси. — А вот и коллеги твои пожаловали.
Доктор различил сирену «скорой» и знакомую до колик в кишечнике иллюминацию из красно-желтых огней. Слегка удивился, увидев незнакомого коллегу. Тот был предельно сдержан, на чисто профессиональные выпады больного почти никак не реагировал.
— Вы недавно на подстанции? — спросил Изместьев доктора, когда его на носилках грузили в машину.
— Мне кажется, всю свою сознательную жизнь, — прозвучал не совсем внятный ответ.
Больше Аркадий ничего не помнил.
Контроль ситуации
Кто сможет помешать довести ему начатое дело до конца? Сейчас, когда случай с Мариной Гачеговой — в прошлом, и Павла фактически нечем скомпрометировать. Кто? Не родился еще такой человек! Осталось соединить несколько нитей, и целостная картина мира будет завершена. Та самая, что в мозгу Изместьева.
А всякие там визитеры из будущего пусть катятся куда подальше. Он ни с кем не собирается делиться своим успехом. Это его ноу-хау, его проект, его детище. Являются тут, понимаешь, с волчьими лапами, заставляют что-то корректировать, изменять. Про смерть сына, видите ли, не стоит сообщать Изместьеву…
Это почему еще? Не такое уж это редкое явление в нашей сместившейся по фазе жизни — смерть наркомана от передозы. Главное, чтобы к безутешности родителя не примешивалось чувство вины. По сути, все шло к этому. Неотвратимость подобного исхода надвигается на близких и родственников наркомана подобно астероиду. И, рано или поздно…
Ворзонин брел вдоль прилавков Бюро Ритуальных Услуг, придирчиво осматривая предлагаемую продукцию из ценных пород дерева. Гроб выбирать ему еще не приходилось.
Мысли его при этом были заняты абсолютно другим.
Когда долговременная память Изместьева практически была стерилизована, и два пласта времени в докторской голове сомкнулись так плотно, что даже комару прошмыгнуть в щель между ними было весьма затруднительно, домой к доктору явился Волчара. Тот самый волк—человек из будущего. Надо ли говорить, как «обрадовался» визиту Ворзонин.
— Как обстоят дела? — поинтересовался незваный гость, сухо поприветствовав Павла. — Наш летун давно материализовался? Все ли под контролем?
— Не только материализовался, но и полностью адаптирован к действительности. Все, как полагается. Память его закрыта наглухо. Так задраивают кингстоны, так бетонируют перекрытия…