Они подождали минуты две, затем подошли к двери, и Риз нажал кнопку звонка. Летний ветерок, теплый, несмотря на хмурое небо, легко шевелил цветы, окружающие дом, – бугенвиллеи, алый гибискус и душистые звездочки жасмина. На улице было тихо, покойно, все звуки внешнего мира устранялись самым эффективным из известных человеку фильтров: большими деньгами.
– Надо было и нам заняться продажей недвижимости, так я думаю, – сказал Риз. – И какого черта я решил стать копом?
– Ты, верно, был копом в своей предыдущей жизни, – сухо ответил Джулио, – в другое время, когда это было выгоднее, чем продавать недвижимость. Ты просто пошел по проторенному пути, не сообразив, что ситуация изменилась.
– Попал в петлю кармы, так?
Через секунду дверь открылась. Аистоподобная женщина в платье цвета розового фламинго посмотрела сверху вниз на Джулио и только слегка снизу вверх на Риза. Вблизи она меньше напоминала птицу и была очень впечатляющей. Наблюдая за ней с большого расстояния, Риз не мог видеть фарфоровую чистоту ее кожи, удивительные серые глаза и скульптурную четкость черт. Ее взбитые волосы, которые с расстояния в пятьдесят футов казались покрытыми лаком, окаменевшими, вблизи оказались густыми и мягкими. Она осталась такой же высокой, такой же худой и такой же яркой, как и раньше, но она явно не была плоскогрудой, и ноги у нее были что надо.
– Чем могу вам помочь? – спросила Тедди Бертлезмен низким и приятным голосом. От нее исходило ощущение уверенности, так что, если бы Джулио и Риз были не полицейскими, а двумя хулиганами, вряд ли бы они решились напасть на нее.
Предъявив свое удостоверение и бляху, Джулио представился и сказал:
– Это мой напарник, детектив Хагерсторм. Мы хотели бы расспросить вас насчет Бена Шэдвея. Возможно, у меня устаревшие данные, но вы вроде бы работаете у него агентом по продаже недвижимости.
– Разумеется, вы прекрасно знаете, что так оно и есть, – ответила она без всякого неудовольствия, даже весело. – Пожалуйста, входите.
Она провела их в гостиную, интерьер которой отличался такой же смелостью, как и ее манера одеваться. Но стиль и вкус, безусловно, чувствовались. Массивный кофейный столик из белого мрамора. Современные диваны, обтянутые пушистой материей зеленого цвета. Изумрудно-зеленые вазы высотой в четыре фута с высокими стеблями пампассной травы, украшенной белыми плюмажами. Большие полотна современных художников, развешанные по стенам вплоть до высокого, как в соборе, потолка, делающие это огромное помещение уютным и комфортабельным. Одна из стен – сплошь стеклянная. Отсюда открывался прекрасный вид на округ Ориндж, Тедди Бертлезмен села на зеленый диван спиной к окну, падающий оттуда свет образовал бледный нимб вокруг ее головы. Риз и Джулио уселись в муаровые кресла напротив. Их разделял мраморный столик, напоминающий алтарь.
– Миссис Бертлезмен… – начал Джулио.
– Нет, ради Бога, – перебила она его, снимая туфли и подбирая под себя длинные ноги. – Или зовите меня Тедди, или, если хотите быть официальным, тогда мисс Бертлезмен. Только я ненавижу, когда меня так называют. Мне это напоминает Юг до Гражданской войны – все эти изящные леди в кринолинах, потягивающие мятный сироп под магнолиями, и суетящиеся рядом чернокожие служанки.
– Мисс Бертлезмен, – продолжал Джулио, – нам очень надо поговорить с мистером Шэдвеем, и нам подумалось, что вы можете знать, где бы мы могли его найти. Например, нам пришло в голову, что у него, как у торговца недвижимостью и брокера, может иметься какая-то собственность, которая в настоящий момент пустует и где он бы мог…
– Простите меня, но мне не ясно, какое это имеет к вам отношение. Если верить вашим документам, вы полицейские из Санта-Аны. У Бена есть конторы в Тастине, Коста-Месе, Ориндже, Ньюпорт-Бич, Лагуна-Бич и Лагуна-Нигуэле, но не в Санта-Ане. А живет он в Ориндж-Парк-Акрез.
Джулио уверил ее, что частично дело Либен – Шэдвея подпадает под юрисдикцию полицейского управления Санта-Аны, и пояснил, что взаимодействие между различными участками вполне обычное дело. Но Тедди проявила вежливый скептицизм и искусно замаскированное нежелание сотрудничать с ними. Ризу понравилось ее умение себя держать и то изящество и апломб, с которыми она избегала скользких тем и умудрялась отвечать на вопросы, не сказав ничего существенного. Совершенно очевидно, что она уважала своего босса и готова была защищать его, но тем не менее не сказала ничего такого, что позволило бы обвинить ее во лжи или стремлении помешать розыску.
В конце концов, осознав бесполезность официального подхода и, по-видимому, решив, что его истинные побуждения и поиски сочувствия с ее стороны могут оказаться более действенными там, где он как официальное лицо потерпел поражение, Джулио вздохнул, откинулся на спинку стула и сказал: