– И если Эрик в приступе такой ярости убил кого-то, – говорила Рейчел, – полиция скорее всего поймет, что он жив, и тогда все узнают о проекте «Уайлд-кард». Поэтому его партнеры хотят убить его каким-нибудь окончательным способом, исключающим воскрешение. Не удивлюсь, если они сожгут тело дотла или расчленят его, а затем разбросают останки по разным местам.
«Милостивый Боже, – подумал Бен, – что это – действительность или какой-то театр ужасов?»
– А тебя они хотят убить, – сказал он, – потому что ты знаешь о проекте?
– Да, но это не единственная причина, почему им хочется до меня добраться. У них есть еще по меньшей мере две. Они, возможно, думают, что я знаю, где Эрик может спрятаться.
– Но ты ведь не знаешь?
– Есть кой-какие идеи. И Сара Киль еще одну добавила. Но уверенности у меня нет.
– Ты утверждаешь, что есть еще третья причина, по которой ты им нужна?
Она кивнула.
– Я напрямую наследую Генеплан, и они боятся, что я откажусь вкладывать такое количество денег в проект «Уайлдкард». Убрав меня, они имеют больше шансов получить контроль над корпорацией и сохранить проект в тайне. Если бы я опередила их и добралась до сейфа Эрика, где он хранил дневник с записями всех своих идей, у меня было бы неоспоримое доказательство, что такой проект существует, и тогда они бы не рискнули меня убрать. Без доказательства я очень уязвима.
Бен вскочил и принялся метаться по комнате, лихорадочно соображая.
Где-то в ночи, недалеко от мотеля, в гневе или страсти заорала кошка. Это продолжалось долго, звук то падал, то снова набирал силу, вызывая неприятное ощущение.
Наконец Бен остановился и спросил:
– Рейчел, а почему ты преследуешь Эрика? С чего это вдруг такая надобность добраться до него раньше остальных? Что ты собираешься делать, когда найдешь его?
– Убью, – заявила она без колебаний, и к тоске в ее глазах теперь добавились куда более характерные для Рейчел решимость и железная уверенность. – Его надо убить совсем. Потому что, если я этого не сделаю, он будет прятаться, пока не восстановится полностью, пока не обретет уверенность в себе, а потом убьет меня. Он умер, ненавидя меня, ненависть застлала ему глаза, когда он, как слепой, ринулся под грузовик. И я уверена, что она кипит в нем с того самого момента, когда он пришел в себя в городском морге. В его затуманенном и перекрученном мозгу я – как наваждение, и он не успокоится, пока я жива. Или пока он сам не умрет, на этот раз окончательно.
Бен понимал, что она права. И ужасно за нее боялся.
Его любовь к прошлому еще более усилилась, он тосковал по более простым временам. Как далеко в своем безумии может пойти современный мир? По ночам улицы принадлежат преступникам. Всю планету можно полностью разрушить за час простым нажатием нескольких кнопок. А теперь… теперь, похоже, станут оживлять мертвых. Бен дорого дал бы за то, чтобы иметь машину времени, которая унесла бы его в лучшие годы, скажем, в начало двадцатых, когда люди еще не разучились изумляться и когда вера в человеческие возможности еще была ничем не омрачена.
И все же… он припомнил, какая радость охватила его, когда он узнал, что смерть потерпела поражение, прежде чем Рейчел объяснила, что воскресшие изменяются самым ужасным образом. Он был просто в восторге. Даже неожиданно для такого убежденного консерватора. Вглядываясь в прошлое и сентиментально тоскуя по нему, Бен тем не менее в глубине души, как и все люди его возраста, неизменно восхищался наукой и предоставленной ею возможностью строить более светлое будущее. Может быть, не так уж он был не на месте в современном мире, как ему хотелось думать. Может быть, все происходящее открывало в нем такие черты, о которых он предпочел бы забыть.
– И ты сможешь выстрелить в Эрика? – спросил он.
– Да.
– А я не уверен. Полагаю, ты застынешь на месте, если придется столкнуться, с моральной стороной убийства.
– Это не будет убийством. Он больше не человеческое существо. Он уже умер. Живой мертвец. Ходячий мертвец. Он другой. Он изменился. Как те мышки. Он сейчас вещь, не человек, и опасная вещь, и я снесу ему голову без всяких угрызений совести. Если это когда-либо обнаружится, не думаю, чтобы против меня было возбуждено уголовное дело. И с моральной точки зрения я здесь не вижу ничего такого, что заставило бы меня осудить себя.
– Похоже, ты об этом хорошо подумала, – сказал Бен. – Но почему бы не спрятаться, посидеть тихо, пусть партнеры Эрика разыщут его и убьют вместо тебя…
Она покачала головой.
– Не поручусь, что им это удастся. Они могут проиграть. И Эрик доберется до меня раньше, чем они найдут его. Мы ведь говорим о моей жизни, и, видит Бог, я не доверю свою жизнь никому, кроме себя.
– И меня, – подсказал Бен.
– И тебя, верно. И тебя, Бенни.
Он подошел к кровати и сел на край рядом с ней.
– Значит, мы гоняемся за мертвецом.
– Да.
– Но нам надо немного отдохнуть.
– Я до смерти устала, – согласилась она.
– И куда мы поедем завтра?