– Откуда у тебя, Трофимушка? – заволновался дед. – Где ты их взял? Это ж раритеты.
– Я тоже сперва подумал, что настоящие, букинистические. Потом – да: бумага сероватая, но всё ж не пожелтевшая, не истлела. Это копии. На площади снимали какой-то сериал из старинной советской жизни и обронили реквизит.
Сам не знаю, почему соврал, будто съёмки производились не в метро, а на улице.
– А, может, уже всё досняли и выбросили ненужное, – продолжал объяснять. – Довольно достоверно изготовлены, пахнут свежей типографией и краской мараются.
Василий, сурово сведя брови, покосился на ретро-прессу, переложенную мною на буфет.
– Сериал… – произнёс дед слегка потухшим голосом и жалобно поглядел на Василия, который принялся яростно соскребать со сковороды по тарелкам жареные на маргарине макароны. – Ничего, ничего. Будут и настоящие. Дождёмся!
Дед вновь приободрился, но на газеты долго демонстративно не глядел, словно, оказавшись новодельными копиями, они провинились.
– Василий, седай, хорош хлопотать. Всем приятного!
Молча съели макароны с безвкусной баночной ветчиной из гуманитарной помощи, думая каждый о своём.
За «травяным» чаем – запаренным сбором сорняков и листьев, собранных Василием на пустыре, – дед, наконец, взял с буфета «Правду».
– Та-а-к! Почитаем, что в мире делается, – натужно пошутил. – «Замечательная встреча». Как вам такое название текста? Ну и с кем же встреча?
– Желательно бы без комментариев, – как можно более вежливо попросил я. – Когда я ем, я не у дел.
– Замечательная встреча, – упрямо повторил дед, начиная чтение. – Вчера утром французский министр иностранных дел господин Пьер Лаваль и сопровождающие его лица посетили Монинский аэродром.
Монино. Я сразу вспомнил девушку в голубой блузке с эмалевым значком парашюта, увенчанного алой звездочкой. Вспомнил, как звонко и счастливо она кричала про авиацию, про пятисотый прыжок. Ни режиссёра, ни камер не было, она просто репетировала роль.
– На великолепном аэродроме, дышащем свежестью и блистающем чистотой и отменным порядком, французские гости и все присутствующие в течение нескольких часов наблюдали с террас, возвышающихся над лётным полем, изумительные по мастерству полёты отдельных кораблей и целых отрядов нашей авиации. Это было замечательное и незабываемое зрелище, – с выражением зачитывал дед. – Сначала над аэродромом в широком строе пролетел отряд лёгких самолётов. Это был первый привет гостям от советских летчиков. Самолёты поднимались целыми группами, отрываясь почти одновременно с земли, и, мощно расправив свои крылья, уходили ввысь. За ними тронулись тяжёлые машины…
Василий слушал, положив руку на стол и подавшись вперёд.
Диковинный текст! Нынче даже писатели по-другому работают (а здесь так вообще – журналисты!). Громоздкие причастные обороты не отягощают, а привносят покой, словно отправляя после многолетних скитаний в мою детскую комнатку, к старым детским книжкам.
Я доел скудную порцию и закрыл глаза.
Горячая синева, чуть розоватые облака, лёгкие колонны и круглый купол белоснежной беседки, – всё выложено фрагментами мозаичной смальты.
Тяжелые самолеты набирали высоту и медленно уходили всё дальше, в солнечное небо, а над аэродромом снова появилась группа небольших винтокрылых машин. Они шли в широком строе, направляясь к центру лётного поля, а, достигнув его, выбросили несколько десятков небольших вымпелов, украшенных красными советскими флагами. Одновременно из двух самолётов прыгнули два парашютиста. Самолёты ушли, по-над полем величественно опускались расцвеченные флагами парашюты. Вот коснулся земли один, другой, третий, и скоро они усеяли посадочные полосы алой тканью флагов, как цветами. Немного погодя приземлились и парашютисты.
– Их имена известны среди нашей авиационной молодёжи, – с нарастающим восторгом зачитывал дед. – Один из них – товарищ Аминтаев, совершил девяносто прыжков, вторая – товарищ Тимохина, Евдокия Тимохина, совершила свой пятисотый пыжок.
Я снова вспомнил встречу в метро. «Как тебя зовут? Лидия. А меня Евдокия». Понятно, сценарий основан на реальных событиях, возможно, сценарист воспользовался теми же самыми архивными газетами.
– По всей манере, с какой они держались в воздухе, как они приземлились, – став на ноги, как только они коснулись земли, – и по той легкости и изумительному спокойствию, с которым оба направились к восхищённым гостям, было видно, что это опытные и прочно знающие свое дело храбрые советские парашютисты. Их воспитала Военно-воздушная академия. Через несколько минут они были среди присутствующих. И здесь произошла трогательная сцена: товарищ Аминтаев передал Жозефине Лаваль букет красных и белых роз, с которыми он спустился на парашюте из самолета. Звук моторов снова привлек к себе внимание…