— Хорошо, — повторил он. — Как долго вы были женаты?
— Шесть лет.
Я смотрела куда угодно, только не на него. Я знала, что нашла бы там, если решилась бы посмотреть. Вопрос, какого черта я оставалась с ним так долго. И у меня нет эмоциональной способности объяснить, почему или как. Я знала почему. Люди, которые были с нами в одной лодке, знают почему. Он никогда не поймет мотивов наших действий. У каждого человека бывает свой поворотный момент, когда вы устаете от пощечин, как в переносном, так и в физическом смысле. Главная загадка заключается в том, почему мы позволяем пути именно к этой точке тянуться так неоправданно долго.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь.
— Почему никто на твоей работе не заметил, что у тебя… у тебя были проблемы дома?
Разве это не вопрос на миллион долларов? Мы идем по очень неприятному пути, и мнение Алекса обо мне вот-вот упадет до основания.
— Люди могут быть очень… скромными, когда захотят.
— Да, они могут. — пробормотал он. — Почему ты ничего не сделала?
Он отпустил пакет со льдом, и я почувствовала отвращение в воздухе.
— Не тебе судить меня, Алекс. Ты не знаешь моей жизни, — огрызнулась я, защищаясь.
— Я не осуждаю. Я просто не могу понять, — он почесал затылок. — Я действительно не могу. Почему ты оставалась с ним так долго?
— Не твое дело, — зашипела я.
Возможно, я слишком остро реагировала, но я видела достаточно, чтобы распознать осуждающего человека, когда встречала его, а Алекс вел себя как последний осуждающий мудак. Почти невозможно объяснить кому-то, кто не страдал так же, почему ты делаешь то, что делаешь. Это казалось не только отношений с насилием. Это касалось всего. Например, я не могла полностью понять, через что он прошел, как бы я ни старалась. И только когда я окажусь в такой же ситуации или наоборот, тогда и только тогда мы сможем говорить на одном языке.
— Хочешь поделиться со мной, откуда у тебя шрамы?
Я махнула рукой ему в грудь, ожидая, что он что-нибудь скажет, но он, конечно, этого не делает.
— Да, я так и думала.
Боль в моей груди зашевелилась сама по себе, даже если он не обвинил меня в слабости, но обвинения, витающие в воздухе, осязаемы. Наступившая тишина удушала, и единственным звуком являлось мое затрудненное дыхание.
— Мы были на задании, — тихо сказал он, и я повернула к нему голову, напрягая слух, чтобы расслышать. — Нас четверо. Мы были семьей, у каждого из нас дома была какая-то хреновая семейная ситуация, так что мы держались вместе и не планировали рано заканчивать свою карьеру. Мы слепо выполняли приказы, как обычно, потому что именно этому нас учили. Но в тот раз… — его дыхание участилось. — … В тот раз… информация была неверной. И
В этом слове столько ненависти.
— Боже, они знали это и все равно послали нас.
Я коснулась его руки, но он отвел ее от меня. Я старалась не принимать это на свой счет, потому что он заново переживал свой собственный ад, даже если мне так сильно хотелось утешить его.
— Мы с Арчи вернулись. Четверо вошли и только двое вышли.
Он остановился и закрыл глаза. Его челюсть сжата. Желание прикоснуться к его коже и почувствовать, что он жив и находится здесь, ощутимо, но я воздерживалась.
— Хотя Арчи пришлось хуже, чем мне. Он… он уже не тот.
Он больше ничего не сказал, поэтому я легонько толкнула его локтем.
— Так вот где тебя ранили, на этом задании?
— Да. Полгода пролежал в больнице, перенес несколько операций. Потом вернулся сюда.
Он пожал плечами.
— Они освободили тебя? Я имею в виду армию.
Я помню, Джейк говорил о неудачном — освобождении Алекса.
Он мрачно усмехнулся.
— Военно-морской флот. Они
— Почему?
Я не хотела восклицать так громко, но мой голос прозвучал выше, чем я ожидала.
— Мы не были тихими, когда давали свои показания. Совсем не тихими, — он качнул головой, словно не веря своим ушам, и снова хихикнул, но в этом нет ничего смешного. — И они заставили нас замолчать.
— Мне жаль, что ты прошел через это. Мне правда жаль, — я коснулась пальцем его бедра и быстро убрала его. — Но я все еще не понимаю, почему ты прячешься здесь, на горе, от людей.
Он приподнял бровь, глядя на меня. Да, это прозвучало немного лицемерно. Сразу после того, как он заявил, что не понимал меня, и я закатила истерику по этому поводу. Я откинулась на подушки.
— Ты поддерживаешь связь с Арчи?
Он ничего не сказал, поэтому я бросила на него быстрый взгляд и увидела, что он покачал головой.
— Почему?
— Мы бы просто напоминали бы друг другу о том, что произошло.
— Он чувствует то же самое?
Он сердито посмотрел на меня, но я стала невосприимчивой к его плохому настроению.
— Я сказал, что не разговаривал с ним.
— Ты этого точно не говорил, — он сердито посмотрел на меня в своей обычной манере. — Что? Ты этого не говорил. Ты только что сказал, что сейчас не поддерживаешь связь. Может быть, вы разговаривали год назад. Или три.
— Нет, мы не разговаривали. С тех пор, как нас обоих выпустили.
Он протянул мне лед обратно, но я отодвинула его.
— Нет, хватит. Или я превращусь в кубик льда.
— Тебе холодно?
— Немного.