Он, должно быть, заметил мой пристальный взгляд, потому что поднял голову и смотрит в ответ.
Я бросила взгляд на его кепку.
— Ты носишь ее дома из-за меня? Поверь мне, я видела и похуже.
Он не ответил. Он просто смотрел на меня, потрепанные края выцветшего материала были его пуленепробиваемым щитом.
— Я имею в виду, это только справедливо. Ты видел… всю меня. Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это показать мне свое лицо.
Он заколебался, и я увидела, как его челюсть сжалась в нерешительности, прежде чем он медленно снял кепку и положил ее рядом с собой. Я полагала, намеренно держал ее при себе ради меня, на случай, если я заплакала бы и убежала, испугавшись его появления.
Левая сторона его лица сильно повреждена. Линия роста волос неровная, но веревочная сеть шрамов не доходила до волос. Я поняла, почему он носил длинные волосы: все, что угодно, лишь бы скрыть повреждения. Половина его щеки и челюсти тоже повреждены, что объясняло, почему он всегда чисто выбрит. Это было бы еще более очевидно, если бы волосы росли только на половине его лица. После ленивого осмотра глазами пораженной области его лица я добралась до его глаз. Они поразительного мшисто-зеленого цвета, острые и невероятно наблюдательные, вероятно, из-за того, что годами удавалось прятать их за полями кепки. Он мог наблюдать, не будучи замеченным. Я посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, что за тип мужчины сидел передо мной.
Он первым опустил взгляд, откашлялся и посмотрел в свою кружку с кофе. Я, наверное, первый человек, которому он позволил посмотреть себе в глаза за долгое время, и это видно по неуверенности, исходящей от его тела.
— У тебя красивые глаза, — прокомментировала я, затем вернулась к еде.
Он посмотрел на меня так, будто я только что врезала рожком себе между глаз и одновременно начала гадить радугами на его кухне.
— Что? — спросила я. — У меня еда на лице?
Я начала вытирать рот и щеки. Он покачал головой и снова взял свой кофе, чтобы сделать глоток, но это движение больше похоже на попытку спрятаться за ним. Я сомневалась, что на данный момент в нем еще остался кофе.
Мы закончили есть — и пить — в тишине. Я отнесла свою тарелку в раковину и помыла ее. Он подошел со своей кружкой, поэтому я взяла ее и тоже помыла. Он не покидал моего пространства. Стоя в двух футах от меня, он возвышался над моим не таким уж маленьким телом. Обычно мне не нравились крупные мужчины, которые в моей книге олицетворяли явное доминирование, и это забавно, учитывая, что его надвигающееся присутствие меня больше даже не пугало. На самом деле, его присутствие каким-то необъяснимым образом успокаивало.
— Дай мне свои ключи.
Он прямо за мной, что должно было бы заставить меня бежать куда глаза глядят, но его дыхание вызвало дрожь, но не ту, что порождена страхом.
— Что? — я резко развернулась и почти ударилась лицом ему в грудь.
На мой вкус, это звучало слишком знакомо: заставлять меня остаться, забирать мои ключи…
— Дай мне ключи, чтобы я мог принести твою сумку. Ты не можешь пойти в город с голой задницей.
— Верно.
Я почувствовала, как загорелись мои щеки. Щеки на моем лице, эти щеки. Опять же, что, черт возьми, нашло на меня в тот момент, когда я сняла при нем футболку?
— У меня в багажнике только один большой чемодан. Было бы здорово, если бы ты смог принести его.
Я достала ключи из сумки и передала их ему. Он взял их осторожно, избегая контакта кожи с кожей. Я почувствовала себя немного обиженной, потому что
Прежде чем выйти, он тихо добавил: «Хорошая девочка», — и вышел за дверь.
Все сообщения с неизвестного номера. Черт возьми, он вычислил и этот номер. У него даже нет названия — это долбаная дешевка с предоплатой.